Искусственное кровообращение после войны на Донбассе

Был преодолён важный психологический барьер, мешавший развитию кардиохирургии. Операция на остановленном сердце стала результатом большой внутренней работы, которую Дольотти вёл с тех пор, как оказался участником войны на Донбассе.

Дольотти

На востоке Украины и в долине Дона сражались на стороне гитлеровской Германии 10 итальянских дивизий – более 200 тысяч человек. Летом 1942 года Муссолини мобилизовал лучших итальянских врачей, чтобы они создали в Луганске (тогда Ворошиловграде) современный центр хирургии и травматологии. Оказался там и Дольотти, имевший к тому времени мировое имя.

«Светилом» он стал, когда семью годами ранее выиграл конкурс на место директора Института хирургической патологии в Модене, обещая неслыханное – оперативное лечение болевого синдрома. Идея была в том, чтобы инъекцией алкоголя прервать работу нервного центра, передающего болевые сигналы. На трепанацию черепа и вмешательство в головной мозг согласился пациент с обширной раковой опухолью и метастазами по всему организму. Дольотти долго отрабатывал методику на собаках и трупах, и всё же два часа операции прошли в весьма нервной обстановке. Малейшая ошибка, крохотное кровоизлияние повлекли бы необратимые последствия. Всё закончилось благополучно: пациент остаток своей жизни провёл без боли и в хорошем настроении.

Италия была фашистской и формально молилась на новизну – каждое достижение превозносили как торжество идей вождя (дуче). Но итальянцы оставались католиками, и к Дольотти возникли вопросы. Имел ли он право так рисковать жизнью пациента? Что если операция сократила отпущенный больному срок? И не накажут ли на Страшном суде за такое вмешательство? Слова «Страшный суд» для самого Дольотти не были пустым звуком, а для массы больных и подавно.

Этические проблемы

С этическими проблемами наш герой столкнулся ещё в Первую мировую войну, когда совсем юным практикантом оказался в полевом госпитале. Австрийцы – тогда противник Италии – наступали. После артобстрела на одного хирурга приходились сотни раненых. Профессора в университете предписывали начинать с самых тяжёлых случаев – легкораненые могут подождать. Только на передовой за те два часа, пока единственный врач оперирует «тяжёлого», умрёт десяток «средних». И Дольотти в его 18 лет приходилось решать, кому сразу отказать в помощи и так приговорить к смерти ради спасения других.

Во Вторую мировую этические вопросы стали ещё трудней. На Донбассе итальянцы имели дело с союзниками – немцами, и противником – советскими людьми. С самого начала всё пошло не так: противник вызывал больше симпатий, чем «братья по оружию». Итальянцам не нравились расправы с гражданским населением. Они ещё понимали, что можно поставить к стенке полного сил мужчину, потенциального партизана. Но за что демонстративно вешать женщин и детей? Когда в Ворошиловграде на глазах у союзников эсэсовцы живьём закопали в землю семейную пару – старика и старушку – за то, что те материли Гитлера в общественном месте, итальянцы пришли к единодушному мнению, что союзники – настоящие варвары. Драки «стенка на стенку» между итальянскими и немецкими солдатами стали привычным делом. Итальянцы открыто отказывались казнить евреев, комиссаров и партизан, а немцы при любом случае лишали их горючего и не давали эшелонов.

Лечение незнакомца

Население Украины с уходом Красной армии лишилось медицинской помощи: все врачи были мобилизованы и без семей вывезены на советскую территорию, где служили в военных госпиталях. Немцев такое положение оккупированного населения устраивало. Но итальянские врачи имели приказ лечить наступивших на мины детей и вообще гражданских жертв войны. Дольотти вспоминал, что переводчицей была студентка-филолог из Харьковского университета, до войны изучавшая французский язык. Однажды в сентябре 42-го эта девушка постучалась к Дольотти на рассвете. Она объяснила, что её мужу плохо, он задыхается, и ему надо срочно помочь. Дольотти не знал, что его переводчица замужем. Впрочем, на войне всё бывает. Доктор взял свой чемоданчик, оставил записку начальнику и отправился вслед за девушкой. Шли они целый час. Пересекли весь город и двинулись по едва заметной тропинке через густой лес у берега Донца.

Наконец, они увидели шалаш, в котором дежурили два парня явно партизанского вида. У них был пулемёт незнакомой Дольотти системы, видимо, советский. Больным оказался мужчина лет пятидесяти. По разговору доктор понял, что перед ним командир партизанского отряда. Стеноз гортани явно вызывала опухоль. Говорят, на войне не было хронических заболеваний и рака. Перед итальянским хирургом полулежало живое опровержение этих разговоров. Дольотти объяснил партизану, что спасёт его только срочная трахеотомия, а затем операция, причём в условиях хирургического стационара.

Никаких формальных гарантий безопасности такому пациенту дать нельзя. Хорошо хоть, что он не в советской военной форме, и можно выдать его за «гражданского». Идти больной не мог, его погрузили на тачку. Две девушки взялись за ручки и часа за два дотащили своего командира до хирургического центра. Ещё до профессорского обхода операция была закончена.

Начальник госпиталя сразу всё понял и сказал Дольотти: «Ты с ума сошёл. Это ж партизанский отряд, который нападает на итальянцев. Вот ты его сейчас вылечишь, а он подорвёт наш санитарный поезд». «Ничего, - ответил наш герой, - пусть знает, что мы не такие звери, как немцы. Он наверняка пощадит итальянских ребят, когда начнётся «тикай». (Этим украинским словом итальянцы, солдаты и офицеры, называли своё будущее бегство, в реальности которого они не сомневались).

На третий день после операции партизан сбежал из госпиталя в предрассветный час, не простившись с Дольотти. На его койке осталась маленькая иконка, которую итальянский хирург сохранил в качестве реликвии.

Ухудшение ситуации

«Тикай» начался в декабре 42-го, когда на итальянские позиции обрушился огонь «катюш». Немцы валили поражение на «нестойких итальянцев», а в действительности отступали первыми, оставляя у себя за спиной союзников в качестве живого щита. Без горючего, боеприпасов и еды, на тридцатиградусном морозе, итальянские солдаты хотели сдаться в плен, да некому было. Советские танки проносились мимо. Следом шли стрелки, которые формально принимали капитуляцию, но не имели для пленных ни конвоя, ни продовольствия. Они сдавали итальянцев тем самым партизанам, которыми командовал пациент. Именно партизаны кормили пленных и отводили в советский тыл с предписанием.

А в немецком тылу Дольотти с ужасом наблюдал судьбу земляков, которых он с таким трудом спасал от смерти. Когда немцы входили в деревню, где итальянские врачи размещали по домам своих раненых, итальянцев выбрасывали на снег, чтобы немцам было комфортнее отдыхать. Это не осталось без последствий. Ровно через год после памятной операции над партизанским командиром Муссолини был свергнут, Италия вышла из войны. В Турине началось восстание. Эсэсовцы устроили блок-пост и застенок напротив родового дома Дольотти, и этот дом оказался тылом восставших, куда они приносили своих убитых и раненых.

Кардиохирургия

Чтобы заставить Дольотти лечить немцев, германское командование взяло его родных как заложников. Дольотти обязали в качестве консультирующего хирурга объезжать на велосипеде немецкие госпитали и вести самые трудные случаи. И он исполнял эти требования, но по дороге заворачивал на своём велосипеде то к партизанам, то к Муссолини в республику Сало, и там тоже вёл самые трудные случаи. По словам Дольотти, «команда хирургов оставалась единственным напоминанием о братстве людей в этом океане горя».

Война вызвала к жизни кардиохирургию. Пришлось ушивать столько ран сердечной мышцы, что врачи перестали бояться операций на сердце. Один за другим начали лечить непобедимые прежде пороки сердца – тетраду Фалло и пролапс митрального клапана. Но самое трудное – убрать из сердца кровь, отключить сердце и лёгкие больного при помощи искусственного кровообращения – никак не удавалось по этическим причинам.

Пионером тут был советский физиолог Сергей Брюхоненко. Он ещё в 1926 году изобрёл автожектор, который два часа поддерживал жизнь собаки с остановленным сердцем. Друг Брюхоненко, выдающийся хирург Николай Теребинский, мечтал о лечении пороков сердца и до войны провёл 19 операций на открытом собачьем сердце в условиях полного искусственного кровообращения, когда аппарат заменял сразу сердце и лёгкие. Но этот аппарат был единственным и часто ломался в ходе операций. Ввести его в серию при плановой экономике оказалось невозможно. Госплан задавал одни и те же вопросы:

• В клинике аппарат применялся?

• Нет, пока он не серийный, это опасно.

• Мы не можем организовать производство серийных аппаратов, которые не показали себя в клинике. Заграничные аналоги есть?

• Нет.

• Вот когда будут, тогда и приходите.

Но и в Америке негде было взять опыт клинического использования аппаратов искусственного кровообращения. В мае 51-го года была такая попытка в Миннеаполисе, но больная – шестилетняя девочка с пороком сердца – умерла на операционном столе. Аппарат не подвёл, только никто больше не хотел рисковать репутацией и нарочно искушать судьбу.

Аппарат Дольотти

Здесь-то и сказался опыт Дольотти. Он решил обставить первое применение аппарата как элемент реанимации. Ассистент профессора Альдо Костантини написал для компании «ФИАТ» техническое задание. Аппарат был изготовлен на заводе и многократно испытан на собаках. Он стоял наготове в операционной и ждал своего часа. 7 августа 1951 года час пробил.

Дольотти и Костантини удаляли тогда обширную опухоль средостения у 49-летнего мужчины. В ходе операции у него начался приступ. Сердце сокращалось слабо и редко, так что не было иного выхода, кроме как подсоединить пациента в аппарату «сердце-лёгкие». За 20 минут опухоль удалили и дали сердцу полную нагрузку. Больной остался жив и пришёл в себя, а полное искусственное кровообращение получило законные права в операционной.

После этого успеха его применение началось во всем мире – в 1953 году в США, в 1957 в СССР, везде с аппаратами оригинальных конструкций, но уже серийными. Удача так повысила авторитет Дольотти, что он сумел реализовать давнюю мечту: затащить римского папу на съезд анестезиологов, чтобы врачи смогли задать ему любые вопросы.

Одобрение наркоза

Да, против наркоза церковь не возражает, - говорил Пий XII, - нельзя заставлять человека страдать, и не так уж важно, что он в этот момент лишен воли.

Да, Господь терпел муки на кресте и нам завещал терпеть земные испытания, но страдания больных раком не имеют ничего общего с мученичеством, и незачем их допускать. Надо выписывать наркотические средства, чтобы человек обрёл покой и сумел оформить свою последнюю волю, исповедоваться и причаститься. Даже если наркотики сократят жизнь больного, всё это так важно сделать, что врач должен иметь здесь свободу действий.

И вообще, - закончил папа, - перед назначением процедуры или операции задавайтесь библейским вопросом: а порекомендовал бы я такое себе или кому-то из своих близких?

Дольотти был счастлив. Он заручился авторитетом самого значительного в мире духовного лидера, чтобы помочь врачам разрешить сдерживающие науку сомнения. Вот говорят, - рассуждал Дольотти, - что хирургия состоит из трёх начал: анестезия, асептика и собственно хирургическая техника. Но это всё могла бы любая швея, были бы только знания. Есть четвёртое начало – этика. Нужно постоянно думать о ней и развивать в себе этическое чутьё. Иначе передовым хирургом не сделаешься. Специалист с изумительной техникой, но без сердца, рискует стать отъявленным мерзавцем и врагом всего нового.

Судьба Дольотти

Умер Дольотти в 1966 году от меланомы, вызванной, как предполагают, облучением. Профессор часто возил в своих вещах гостинец для коллег – радиоактивный изотоп, из которого готовили препарат для впрыскивания в артерию, снабжающую кровью опухоль. В Гонконге контейнер с таким изотопом у Дольотти украли из гостиничного номера. Когда полиция узнала, что именно пропало, детективы с ног сбились, чтобы найти вора. Поздно – похититель успел сбежать в континентальный Китай. «Ну и Бог с ним, - сказал по этому поводу Дольотти. – С этого дня начнётся история использования атомной энергии в Китае».7 августа 1951 года итальянский хирург Акилле Дольотти провёл первую в истории успешную операцию с аппаратом искусственного кровообращения. Был преодолён важный психологический барьер, мешавший развитию кардиохирургии. Операция на остановленном сердце стала результатом большой внутренней работы, которую Дольотти вёл с тех пор, как оказался участником войны на Донбассе.

Михаил Шифрин

Михаил Шифрин