Неукротимый Сибасабуро: открытие антител

Открытие возбудителя столбняка

Более того, он установил, что за проявления этой страшной и неизлечимой тогда болезни ответственны не сами бактерии, а вырабатываемый ими яд. Это сообщение привело к открытию антител и победе над столбняком и дифтерией. Отвергнув соблазнительные предложения ряда университетов Европы и США, Китасато вернулся на родину, чтобы развивать юную японскую науку. А когда правительство Японии попыталось игнорировать его, этот патриот вступил в борьбу с правительством.

Ещё Пирогов догадался, что столбняк — смерть от пустяковой царапины — вызывает обитающая в почве бактерия. Саму столбнячную палочку видели в микроскоп Нестор Монастырский, Артур Николайер и многие другие микробиологи. Но понять, как с ней бороться, сумел только Китасато. И сделал он это потому, что у него не было другого выхода.

Доктор Китасато

Доктор Китасато — сын деревенского старосты с острова Кюсю — самого южного из больших японских островов. Тамошние жители славятся упрямством. Китасато посмел возразить своему учителю в бактериологии — профессору медицинского факультета Токийского университета Огата Масанори. Тот считал причиной болезни бери-бери бактерии и даже предъявил микроорганизм-возбудитель. Но японский морской врач Канехиро Такаги уже доказал, что бери-бери возникает, если долго питаться белым полированным рисом: это приводит к нехватке тогда ещё неизвестного витамина B1.

В Японии тех времён отношение к факту было своеобразным. Флот контролировали самураи клана Сацума. И раз о диетической природе бери-бери заявил морской врач, значит, на флоте так оно и есть, и матросов стали кормить рисом с ячменем. А министерство здравоохранения и сухопутную армию контролировал клан Тёсю. Если «их» главный микробиолог настаивает на том, что бери-бери — заразная болезнь, значит, в армии и минздраве это инфекция. Предписывается есть полированный рис и разыскивать возбудителя. Здравый смысл и врождённое упрямство мешали Китасато поддержать своего сэнсэя. Нехорошо расстались они, когда по императорской программе обучения за границей наш герой отправился в лабораторию Коха.

Сибасабуро Китасато (1853-1931) в лаборатории Коха, 1889 год. Справа аппарат Киппа для получения водорода, которым наполнялись колбы для разведения анаэробных бактерий — столбнячной палочки и дифтерийной бациллы.

Друг-химик

Немцы живо объяснили Китасато, что он прав, и в науке надо отстаивать собственное мнение: даже твой учитель может ошибаться. Кох поручил японскому стажёру трудоёмкие задачи, до которых у него не доходили руки — получать в чистом виде культуры уже изученных бактерий. Китасато делал это с редким рвением и большой технической изобретательностью. Но его печалило, что трёхлетний срок стажировки подходит к концу, а каковы перспективы? Только рабство у профессора Огата в единственной на всю Японию бактериологической лаборатории единственного медицинского ВУЗа. Нужно было что-нибудь придумать.

В соседней комнате работал Эмиль Беринг — военный врач, увлёкшийся химией. Он занимался обеззараживанием и заметил, что кровь подавляет рост микроорганизмов. Китасато часто ходил к Берингу в гости. За чаем среди прочего обсуждали столбняк: почему подозреваемая в его возникновении палочка наблюдается только в сопровождении других микробов, а размножается лишь на дне пробирки? Беринг знал французский и пересказал Китасато вычитанное в трудах Пастера учение об анаэробных бактериях. Столбнячная палочка анаэробна: она размножается, когда другие бактерии рядом поглощают кислород. Беринг занимался ещё одним анаэробным организмом — бациллой, вызывающей дифтерию.

Особый сок

Китасато сумел развести столбнячную палочку в атмосфере водорода и показал Берингу, как это делается. Друзья объединили усилия. Но надо было спровоцировать Коха, чтобы тот оставил японца у себя ещё на пару лет. На ближайшем семинаре Китасато взял слово и сказал, что нашёл противоречие. Великий постулат Коха гласит, будто за каждую болезнь отвечает только один микроорганизм. А вот Флюгге с Николайером наблюдали столбнячную палочку только в обществе других микробов. Может быть, Кох неправ и тут имеет место симбиоз?

Кох завёлся и сказал: «Вот сами и проверьте!» И направил в японское министерство внутренних дел, где служил Китасато, письмо о том, что этот специалист нужен ему ещё на два года. Из уважения ко всемирной славе Коха японский император выделил Китасато свой личный грант. Всего через полтора месяца стажёр предъявил чистую культуру столбнячной палочки. В докладе от 27 апреля 1889 года он не просто описал эту бактерию и её патогенное действие на мышей. Китасато сказал, что в парализованных столбняком нервах палочки нет. Клинические проявления болезни вызывает не сама бактерия, а выделенный ею токсин.

Беринг и Китасато догадались, что этому яду противодействуют антитела, появляющиеся в крови животных, у которых вызвали привыкание к столбняку. А значит, сывороткой крови таких животных столбняк можно излечить. Совместная статья об этом настолько революционна, что в ней нет ни одной сноски — просто не на кого было ссылаться. Чтобы процитировать хоть что-нибудь, друзья в конце статьи привели фразу из Гёте, а именно слова Мефистофеля, убеждающего Фауста подписать договор с дьяволом кровью: «Кровь есть совсем особый сок».

Три эпохи истории Японии при жизни Сибасабуро Китасато (1853-1931) в работах мастеров гравюры.
Слева: Обезьяний мост в провинции Косю, одна из последних работ великого Хиросигэ I (1797-1858)
Справа вверху: Император Мэйдзи (третий слева) с кронпринцем (второй слева) и императрицей (крайняя слева) на третьей Национальной индустриальной выставке 1890 года. Художник Нагасима Сунгё (работал в 1880-1910).
Справа внизу: Преследование врага в ходе Японо-китайской войны, 1894. (В бою сухопутная армия, которая несла от бери-бери потери больше, чем от китайских пуль). Художник Огата Гэкко (1859-1920).

Мировая слава

Первой болезнью, которую победили сывороткой, стала дифтерия. Есть анекдот, будто на Рождество 1891 года Китасато и Беринг в клинике «Шарите» спасли задыхающуюся от дифтерийной плёнки безнадёжно больную девочку. Но этого не было. Впервые победную инъекцию сделали 16 марта 1893 года, действительно в «Шарите». В ход пошла сыворотка Беринга, которому Китасато перед отъездом на родину оставил все свои наработки.

Открытие антител принесло японцу мировую славу. Он стал первым иностранцем, которому в Германии присвоили звание профессора. Пошли предложения из лучших университетов. Но Китасато считал своим долгом развитие Японии, которая выделила ему решающий грант. Правда, родина встретила его равнодушно. Там по-прежнему царил Огата, который вконец обнаглел и даже написал Берингу письмо, что это он придумал лечение кровью. Поборник бактериальной природы бери-бери не понимал разницу между переливанием крови и инъекцией сыворотки. Зато отлично знал, как оставить вернувшегося Китасато без работы. Никакого института или хотя бы отдела наш герой от государства не получил. Привезенные им из Германии приборы пылились в камере хранения, пока Беринг в своей работе уходил далеко вперёд.

Китасато вернулся в другую страну: пока его не было, в Японии приняли конституцию, а бюджет стал контролировал парламент. Общественное мнение к этому готовил по заданию императора самый популярный в Японии публицист Фукудзава Юкити — богатейший газетчик и издатель. По образованию — врач. Когда Фукудзава узнал о судьбе Китасато и поговорил с ним, то решил устроить для него частный институт: подарил участок собственной земли в Токио и ссудил половину денег на строительство. Вторую половину дал экспортёр фарфора Итидзаэмон Моримура. Прежде этот Моримура никогда не участвовал в благотворительности, потому что в Японии она была только государственная, а чиновников фарфоровый магнат презирал за то, что они берут откаты. И этот недоверчивый человек вручил 10 тысяч йен профессору, которого видел впервые в жизни. Надо сказать, что инвесторы не прогадали: Китасато бесплатно лечил их обоих — пожилых людей со множеством хронических заболеваний. А доходы от продажи сывороток позволили вернуть инвестиции всего за год.

Лекарство от сифилиса

В 1894 году началась третья пандемия чумы. Китасато отправился в Гонконг, где открыл бактерию возбудителя этой инфекции. И то была его последняя серьёзная работа: отныне он превратился в администратора. Издалека наблюдал, как Беринг за противодифтерийные сыворотки получает первую в истории Нобелевскую премию по физиологии и медицине. Обидно, что в его лекции упомянуты 17 человек, в том числе научные соперники из института Пастера, а Китасато забыт. Но это можно было простить за то, что Беринг принимал на стажировку учеников из института Китасато.

Авторитет учреждения прирастал успехами его талантливых сотрудников — Шига выделил возбудителя дизентерии, Хата в лаборатории Эрлиха синтезовал препарат № 606 — первое настоящее лекарство от сифилиса, известное как сальварсан. Китасато наступил на горло собственной песне и занялся политикой: он дружил с чиновниками министерства внутренних дел, лечил их, давал приданое их детям, и даже пошёл на национализацию института, поскольку воздействовать на государственную машину удобнее изнутри.

Но институт его был включён в систему МВД. В министерстве здравоохранения по-прежнему процветал идиотизм: бери-бери считали инфекцией, кормили солдат белым рисом, из-за чего в ходе войн с Китаем и Россией из строя выбыло 250 тысяч человек, многие навеки. Если бы Китасато не стал князем от науки, играть бы ему по тем же правилам.

Неукротимый японец

Его независимость раздражала. В 1914 году Япония вступила в первую мировую на стороне Англии, Франции и России. Германия стала противником. Поскольку Китасато продолжал переписку с немецкими друзьями и материально помогал разорённой войной вдове Коха, чиновники пытались объявить его шпионом. И тут профессор взял родную Японию за горло. Он подал в отставку. Вслед за ним ушли его сотрудники. А никто в стране больше не умел делать противостолбнячную сыворотку, которая на войне нужна тоннами. Сотрудники профессора Китасато были преданы своему директору — среди них не нашлось ни одного штрейкбрехера.

И правительство было вынуждено заключить контракт с частной корпорацией Китасато и новым негосударственным институтом, носившим его имя. До самой смерти в 1931 году профессор руководил этим учреждением и напоследок завещал сотрудникам не позволять никому — даже императору — диктовать себе, что нужно делать: девизом учёного должно быть слово «неукротимость».

Михаил Шифрин

Михаил Шифрин