Обзор

Знакомьтесь: доктор Левин

Интервью с ведущим специалистом КМИКМ Алексеем Викторовичем Левиным
Знакомьтесь: доктор Левин
А.В.Левин /
4 минуты

На правах рекламы

В свои 37 лет доктор Левин успел создать и ввести в практику новый метод лечения субарахноидальных кровоизлияний, позволивший значительно снизить смертность среди больных. Он стал лауреатом премии губернатора Архангельской области «За вклад в медицину».

В 2006 году его доклад на Европейском съезде анестезиологов в Мадриде был признан одним из лучших. Представленные выводы его кандидатской диссертации вызвали живой интерес мировой медицинской общественности, а метод был взят на вооружение ведущими клиниками. Сегодня Алексей Левин работает в Клинике Московского института кибернетической медицины, где лечит псориаз, заболевания суставов, головные боли и другие сложные недуги.

Алексей Викторович, как вы пришли в медицину и почему выбрали именно реаниматологию?

В 1996 году я окончил Архангельскую государственную медицинскую академию. Врачом хотел быть с детства, даже не помню, с какого именно возраста… Почему-то когда ребята, будущие врачи, выбирают специализацию в институте, большинство хотят быть хирургами. Но чем глубже узнаешь человеческий организм, тем больше понимаешь, что резать – не всегда самое главное. Суметь не довести до этого важнее. По молодости я решил, что мне ближе реанимация, где постоянно решаются вопросы жизни и смерти.

– Реанимация для простых людей ассоциируется с чем-то страшным и непредсказуемым для жизни. Можно ли привыкнуть к смерти?

Бывают ситуации, когда теряешь пациента восьмидесяти лет и понимаешь, что такой исход был неизбежен, а бывает, умирает шестнадцатилетняя девушка… В таких случаях всегда начинаешь думать: а всё ли ты правильно сделал в тот момент?.. Тут, наверное, надо просто научиться переживать происходящее разумом, а не душой, чтобы сохраниться… – это очень важно!

В чем суть Вашего метода, который позволил сохранить многие человеческие жизни?

Когда я начал заниматься проблемой субарахноидального кровоизлияния в мозг, общепринятым в медицине считалось применение кровоостанавливающих (гемостатических) препаратов. Но на практике это приводило к усилению кровяного давления в очаге и многочисленным осложнениям. Я рассудил иначе: если организм был вынужден компенсаторно расслоить сосуд, то необходимо создать все условия для нормализации давления в пораженном участке, и предложил назначать разжижающие кровь средства (антикоагулянты). На первый взгляд это нонсенс, и казалось абсолютно неправомерным. Естественно, что при кровоизлиянии врачам психологически сложно было назначать пациенту препараты, якобы усиливающие кровотечение. На самом деле давление и сила кровотока в больном участке при назначении разжижающих кровь препаратов уменьшаются, что позволяет стабилизировать состояние пациента. Поначалу мне сильно доставалось от коллег. Но положительные результаты расставили всё на свои места.

А почему Вы решили оставить реаниматологию и пойти в терапию?

– В нейрореанимации я проработал 10 лет. И понял, что пора оттуда уходить. Я вообще уверен, что уходить нужно вовремя – на пике. Психологически работа реаниматолога очерствляет. Иногда за смену бывало по 3-4 смерти – это очень тяжело… Многие врачи, чтобы снять напряжение, начинают пить. А я просто ушел. Когда два года назад я приехал в Москву, у меня уже было имя – меня приглашали на работу в Главный военный госпиталь имени Бурденко, Институт Скорой помощи имени Склифосовского…

– Тогда почему вы выбрали Клинику Московского института кибернетической медицины?

– Случайно вместе с коллегами оказался здесь и был приятно удивлен не столько уровнем медицинского оснащения клиники, всевозможными препаратами и оборудованием, которые здесь применяются, сколько самим подходом к пациенту, нестандартным алгоритмом мышления врачей, качеством диагностического процесса и уникальной комплексной интенсивной терапией. Я захотел тут работать и о своем выборе не жалею. Обычный специалист-терапевт мог бы здесь просто потеряться, а моя подготовка и практика оказались уместны. Более того, пришлось многому учиться.

Тяжело было перестраиваться?

– Не без трудностей. В реанимации перед тобой монитор, электроды, пациент в бессознательном состоянии – щупай его, смотри в глаза, определяй, что с ним, и максимально быстро назначай лечение.

Поначалу было даже сложно привыкнуть к тому, что пациент разговаривает. По сравнению с реанимацией его проблемы казались пустяковыми. Но потом пришло осознание: если его пару лет не лечить адекватно, он, скорее всего, и окажется в реанимации. Просто так человек к врачу не приходит.

– Какие заболевания Вы лечите?

– Неврологические: головные боли, мигрени, неврозы, панические атаки… Методика их лечения в клинике хорошо отработана и проверена временем. Заболевания неясной этиологии: когда не поставлен диагноз. Заболевания суставов: ведь в ревматологии сейчас появились новые классы лекарственных препаратов, которые открыли широкие возможности для их эффективного лечения. Например, суставная форма псориаза. При его лечении мы с успехом применяем лучшие из тех препаратов и методик, которые хорошо себя зарекомендовали при терапии ревматологических заболеваний и псориаза.

– Как Вам удается помочь больным псориазом? Ведь никто точно не знает, что такое псориаз, как и почему возникает это заболевание.

– Как правило, больные псориазом приходят сюда в расстроенных чувствах, с надеждой, но без веры. Самое главное, человек должен быть готов воспринимать даже минимальный прогресс в лечении. И когда он начинает видеть позитивные изменения – возникает доверие.

После подробной беседы с пациентом действую по наитию. Для меня важно найти 2-3 базовых препарата, существенно улучшающих состояние именно этого больного. Эта сложная задача решается благодаря тому, что в дневном стационаре клиники собраны уникальные технологии, позволяющие проводить мониторинг эффективности лечения. Именно эти технологии дают возможность врачам на деле осуществлять индивидуальный подход к пациенту, определять, как изменяются состояние сосудов, работа внутренних органов, уровень насыщения кислородом до и после введения препаратов. В итоге результативность комплексной терапии качественно повышается.

– А есть какая-то статистика? Сколько человек обратилось, скольким вы реально помогли?

– Могу сказать только одно: моя личная статистика по лечению псориаза, суставного псориаза, заболеваний суставов – высока. Ее можно посмотреть на сайте клиники. Но главное для меня – оценка самих пациентов.

– А почему тогда на сайте клиники так мало видеоотзывов больных псориазом? Всего два человека, и те мужчины…

– Вспомните специфику псориаза, эти бляшки на теле, многие ли захотят афишировать свою болезнь?

– Согласен. А что самое приятное в Вашей профессии?

– Когда через несколько месяцев, год, полтора звонят бывшие пациенты и благодарят. Ты понимаешь, что у них все хорошо, и хочется работать дальше.

Беседовал Алик Штурман

 

Прием осуществляется строго по предварительной записи!

Телефон: (495) 921-40-50 (многоканальный).

БЕЗ ВЫХОДНЫХ!

Телефон для юридических лиц и VIP-обслуживания: (985) 410-15-70

www.cybermed.ru

На правах рекламы
Клещевые инфекции — чем опасен анаплазмоз? Объясняет врач Врачи говорят Клещевые инфекции — чем опасен анаплазмоз? Объясняет врач
Инфекция может стать эндемичной для Центрального федерального округа
Что может сделать борщевик человеку? Объясняем по науке Как правильно Что может сделать борщевик человеку? Объясняем по науке
Опасное растение, вызывающее ожоги и аллергию