Обзор

Знакомьтесь: доктор Левин

Интервью с ведущим специалистом КМИКМ Алексеем Викторовичем Левиным
Знакомьтесь: доктор Левин
А.В.Левин /
4 минуты

На правах рекламы

В свои 37 лет доктор Левин успел создать и ввести в практику новый метод лечения субарахноидальных кровоизлияний, позволивший значительно снизить смертность среди больных. Он стал лауреатом премии губернатора Архангельской области «За вклад в медицину».

В 2006 году его доклад на Европейском съезде анестезиологов в Мадриде был признан одним из лучших. Представленные выводы его кандидатской диссертации вызвали живой интерес мировой медицинской общественности, а метод был взят на вооружение ведущими клиниками. Сегодня Алексей Левин работает в Клинике Московского института кибернетической медицины, где лечит псориаз, заболевания суставов, головные боли и другие сложные недуги.

Алексей Викторович, как вы пришли в медицину и почему выбрали именно реаниматологию?

В 1996 году я окончил Архангельскую государственную медицинскую академию. Врачом хотел быть с детства, даже не помню, с какого именно возраста… Почему-то когда ребята, будущие врачи, выбирают специализацию в институте, большинство хотят быть хирургами. Но чем глубже узнаешь человеческий организм, тем больше понимаешь, что резать – не всегда самое главное. Суметь не довести до этого важнее. По молодости я решил, что мне ближе реанимация, где постоянно решаются вопросы жизни и смерти.

– Реанимация для простых людей ассоциируется с чем-то страшным и непредсказуемым для жизни. Можно ли привыкнуть к смерти?

Бывают ситуации, когда теряешь пациента восьмидесяти лет и понимаешь, что такой исход был неизбежен, а бывает, умирает шестнадцатилетняя девушка… В таких случаях всегда начинаешь думать: а всё ли ты правильно сделал в тот момент?.. Тут, наверное, надо просто научиться переживать происходящее разумом, а не душой, чтобы сохраниться… – это очень важно!

В чем суть Вашего метода, который позволил сохранить многие человеческие жизни?

Когда я начал заниматься проблемой субарахноидального кровоизлияния в мозг, общепринятым в медицине считалось применение кровоостанавливающих (гемостатических) препаратов. Но на практике это приводило к усилению кровяного давления в очаге и многочисленным осложнениям. Я рассудил иначе: если организм был вынужден компенсаторно расслоить сосуд, то необходимо создать все условия для нормализации давления в пораженном участке, и предложил назначать разжижающие кровь средства (антикоагулянты). На первый взгляд это нонсенс, и казалось абсолютно неправомерным. Естественно, что при кровоизлиянии врачам психологически сложно было назначать пациенту препараты, якобы усиливающие кровотечение. На самом деле давление и сила кровотока в больном участке при назначении разжижающих кровь препаратов уменьшаются, что позволяет стабилизировать состояние пациента. Поначалу мне сильно доставалось от коллег. Но положительные результаты расставили всё на свои места.

А почему Вы решили оставить реаниматологию и пойти в терапию?

– В нейрореанимации я проработал 10 лет. И понял, что пора оттуда уходить. Я вообще уверен, что уходить нужно вовремя – на пике. Психологически работа реаниматолога очерствляет. Иногда за смену бывало по 3-4 смерти – это очень тяжело… Многие врачи, чтобы снять напряжение, начинают пить. А я просто ушел. Когда два года назад я приехал в Москву, у меня уже было имя – меня приглашали на работу в Главный военный госпиталь имени Бурденко, Институт Скорой помощи имени Склифосовского…

– Тогда почему вы выбрали Клинику Московского института кибернетической медицины?

– Случайно вместе с коллегами оказался здесь и был приятно удивлен не столько уровнем медицинского оснащения клиники, всевозможными препаратами и оборудованием, которые здесь применяются, сколько самим подходом к пациенту, нестандартным алгоритмом мышления врачей, качеством диагностического процесса и уникальной комплексной интенсивной терапией. Я захотел тут работать и о своем выборе не жалею. Обычный специалист-терапевт мог бы здесь просто потеряться, а моя подготовка и практика оказались уместны. Более того, пришлось многому учиться.

Тяжело было перестраиваться?

– Не без трудностей. В реанимации перед тобой монитор, электроды, пациент в бессознательном состоянии – щупай его, смотри в глаза, определяй, что с ним, и максимально быстро назначай лечение.

Поначалу было даже сложно привыкнуть к тому, что пациент разговаривает. По сравнению с реанимацией его проблемы казались пустяковыми. Но потом пришло осознание: если его пару лет не лечить адекватно, он, скорее всего, и окажется в реанимации. Просто так человек к врачу не приходит.

– Какие заболевания Вы лечите?

– Неврологические: головные боли, мигрени, неврозы, панические атаки… Методика их лечения в клинике хорошо отработана и проверена временем. Заболевания неясной этиологии: когда не поставлен диагноз. Заболевания суставов: ведь в ревматологии сейчас появились новые классы лекарственных препаратов, которые открыли широкие возможности для их эффективного лечения. Например, суставная форма псориаза. При его лечении мы с успехом применяем лучшие из тех препаратов и методик, которые хорошо себя зарекомендовали при терапии ревматологических заболеваний и псориаза.

– Как Вам удается помочь больным псориазом? Ведь никто точно не знает, что такое псориаз, как и почему возникает это заболевание.

– Как правило, больные псориазом приходят сюда в расстроенных чувствах, с надеждой, но без веры. Самое главное, человек должен быть готов воспринимать даже минимальный прогресс в лечении. И когда он начинает видеть позитивные изменения – возникает доверие.

После подробной беседы с пациентом действую по наитию. Для меня важно найти 2-3 базовых препарата, существенно улучшающих состояние именно этого больного. Эта сложная задача решается благодаря тому, что в дневном стационаре клиники собраны уникальные технологии, позволяющие проводить мониторинг эффективности лечения. Именно эти технологии дают возможность врачам на деле осуществлять индивидуальный подход к пациенту, определять, как изменяются состояние сосудов, работа внутренних органов, уровень насыщения кислородом до и после введения препаратов. В итоге результативность комплексной терапии качественно повышается.

– А есть какая-то статистика? Сколько человек обратилось, скольким вы реально помогли?

– Могу сказать только одно: моя личная статистика по лечению псориаза, суставного псориаза, заболеваний суставов – высока. Ее можно посмотреть на сайте клиники. Но главное для меня – оценка самих пациентов.

– А почему тогда на сайте клиники так мало видеоотзывов больных псориазом? Всего два человека, и те мужчины…

– Вспомните специфику псориаза, эти бляшки на теле, многие ли захотят афишировать свою болезнь?

– Согласен. А что самое приятное в Вашей профессии?

– Когда через несколько месяцев, год, полтора звонят бывшие пациенты и благодарят. Ты понимаешь, что у них все хорошо, и хочется работать дальше.

Беседовал Алик Штурман

 

Прием осуществляется строго по предварительной записи!

Телефон: (495) 921-40-50 (многоканальный).

БЕЗ ВЫХОДНЫХ!

Телефон для юридических лиц и VIP-обслуживания: (985) 410-15-70

www.cybermed.ru

На правах рекламы
5 признаков меланомы: зачем зимой проверять родинки Здоровье 5 признаков меланомы: зачем зимой проверять родинки
Для тех, кто часть зимы проводит на морях или только что вернулся из отпуска, этот текст может оказаться весьма кстати