Как впервые перевязали открытый артериальный проток

Подобные операции тогда запрещались как неоправданно рискованные. Молодой хирург Роберт Гросс отважился нарушить запрет именно в конце августа, пока начальство пребывало в отпуске. За дерзость Гросс был изгнан из профессии и отправлен в глушь разводить цыплят.

Болезнь, с которой нельзя делать операции

Гросс вообще не должен был делать операций как слепой на один глаз, но этот факт он скрывал до конца своей карьеры. Мальчиком он обнаружил, что видит отдалённые объекты лишь одним глазом. На втором нашли врождённую катаракту. Это значило, что нарушено восприятие глубин и расстояний. Отец Роберта – мастер, собиравший рояли – придумал для сына программу компенсации. Он строил свои инструменты без линейки: рука помнит глубину привычных мелких движений и может «подсказывать» глазу. Роберту выдали будильник с заданием разобрать и собрать так, чтобы он снова пошёл. За будильником последовали карманные часы, потом наручные.

Инженер, который стал хирургом

Роберт полюбил эти занятия, и ежедневно что-нибудь разбирал. В юности любовь к мелкой возне помогала ухаживать за девушками: Гросс покупал дохлые драндулеты, которые были по карману студенту, восстанавливал их и всегда был при машине, выделяясь среди безлошадных ровесников. Учился он, разумеется, на инженера, пока однажды на Рождество ему не подарили биографию канадского врача Уильма Ослера, написанную отцом хирургии мозга Харви Кушингом. Эта медицинская биография замечательна тем, что автор отлично понимает каждое действие героя и сознаёт, чего оно стоило. Немало юношей в те годы избрали профессию медика, начитавшись Кушинга, как другие становились лётчиками под впечатлением от Сент-Экзюпери. Хирургия в отличие от механики представлялась Гроссу такой мелкой вознёй, которая даёт быстрый осязаемый результат и вызывает восхищение самых достойных людей вроде Кушинга.

Профессор Гарварда

Роберт направился прямиком в Гарвардскую медицинскую школу, где преподавал Кушинг. Едва поступив на курс, он проник на балкон операционной великого хирурга. Когда вошёл его кумир в полном облачении, Гросс так лучился от счастья, что Кушинг приметил его среди зрителей и спросил, кто он такой. Роберт гордо ответил: «Я студент-медик». «Выйдите отсюда, - резко сказал Кушинг, - и приходите, когда станете дипломированным врачом». Этого Гросс не забыл. Когда сам он стал профессором Гарварда, к нему набивались все желающие. Из них за 25 лет выгнали одного, который очень уж громко шуршал газетой.

Пожар в порту Галифакс

Первая мечта Гросса осуществилась: он стал хирургом. Второй его мечтой была устроиться в Бостонскую детскую больницу, которой руководил Уильям Лэдд. То был не просто замечательный специалист, а подвижник. Блеснул он 7 декабря 1917 года, когда в канадском порту Галифакс взорвался корабль с тротилом. Среди пострадавших были тысячи детей, потому что что взрыву предшествовал пожар. Дети на близких к гавани улицах припали к окнам, чтобы смотреть на зарево, и при взрыве получили страшные порезы. Из Бостона примчалась бригада хирургов-добровольцев, среди них – Лэдд. В память об их самоотверженной работе провинция Новая Шотландия, где случилось несчастье, до сих пор ежегодно присылает в дар городу Бостону рождественскую ёлку.

Детская хирургия

Травмы детей Галифакса так потрясли Лэдда, что он решил посвятить свою жизнь детской хирургии. Оставив частную практику, проводил всё своё время в финансируемой благотворителями Бостонской детской больнице – фактически больнице для самых бедных, где один день госпитализации обходился всего в в 6 долларов. Там Лэдд творил чудеса. Он спасал пациентов с заворотом кишок и разлитым перитонитом, причём перитонит оперировал без единого смертельного случая – в эпоху до сульфаниламидов и антибиотиков! В эту больницу везли детей с других концов США. Хотя платили там немного, новое дело привлекало энтузиастов, так что Лэдд имел огромный выбор. Гросс пытался поступить к нему целых семь лет, но был принят лишь когда отличился в других учреждениях и прошёл стажировку в Англии и Германии.

Распространенный врожденный порок сердца - открытый артериальный проток

И вот в Бостонскую детскую к доктору Гроссу привели семилетнюю девочку Лоррейн Суини, чьё сердце работало с шумом, слышным за несколько шагов. У неё был самый распространённый врождённый порок сердца – открытый артериальный проток, которым страдает примерно один из двух тысяч детей.

Пока мы развиваемся в утробе, наши лёгкие не дышат, а кислород мы получаем от матери через пуповину. Лёгкие снабжаются кровью в минимальном количестве, необходимом для их правильного роста. Кровь, поступающая в лёгочную артерию, отводится в аорту по специальному каналу, который называется «артериальный проток». Но с первым же вдохом родившегося ребёнка лёгким нужна уже вся кровь из лёгочной артерии. Мышцы пережимают проток. Недели за три он усыхает и превращается в связку, которая остаётся нам на память об эмбриональных временах.

Но это – в норме. Если плод испытывал недостаток кислорода, или ребёнок родился недоношенным, проток может закрыться не полностью. Тогда через него кровь под давлением поступает из лёгочной артерии в аорту, создавая характерный «машинный шум», похожий на шипение пара, выходящего из скороварки. Сердце работает несколько вхолостую, а лёгким не хватает крови. С таким пороком дольше 20-25 лет не живут. Идея перевязать открытый проток и тем нормализовать кровообращение была не нова, но до Гросса такую операцию делали только раз. Пациентка 22 лет вскоре умерла от инфекции, и осталось неясно, как надолго и насколько надёжно лигатура перекрывает проток. Этот вопрос занимал Гросса много лет. Он отрабатывал операцию на собаках и трупах, и надеялся реализовать её в таком передовом учреждении, как Бостонская детская больница.

Семья Лоррейн

Мать больной девочки звали Мэри Эллен. Она эмигрировала из Ирландии, как и её муж, который водил трамвай от центра города до Гарвардского университета. Этот жизнерадостный человек всегда напевал или насвистывал, и жили они с Мэри Эллен и 8 детьми хоть скромно, да весело, пока отца семейства не сбила машина. Когда его схоронили, младшей дочери Лоррейн стало намного хуже. Осмотрев девочку, Роберт Гросс сказал, что попробует её вылечить, но это будет совершенно новая операция, которую детям никогда не делали, и как долго после неё Лоррейн проживёт, сказать невозможно.

Мэри Эллен, верующая католичка, решила посоветоваться с архиепископом. Монсеньор Трейси (Джон Трейси Эллис, 1905-1999) был по совместительству профессиональным историком и как исследователь натерпелся от различных тупиц, поэтому воспринимал всё новое с большим сочувствием. Он уже слышал о Бостонской детской и, расспросив женщину о Гроссе, сказал: «Ну, миссис Суини, если Господь желает призвать к себе вашу дочь, он всё равно это сделает. Попробуйте оперировать девочку, и да пребудет с нею милость Божия».

Согласие на операцию

Итак, мать дала согласие на операцию, но сама отвести дочь в больницу не решилась. В те времена даже в либеральную Бостонскую детскую родителей дальше приёмного покоя не пускали. Мэри Эллен сознавала, что прощание с дочерью в день госпитализации может быть прощанием навеки, и сомневалась в своей способности вынести такую сцену. Поэтому Лоррейн отправили в больницу в сопровождении старшей сестры навестить лежавшего там родственника. А в больнице врачи объявили, что Лоррейн очень плоха и её надо срочно госпитализировать. Девочка задумала побег. Обычно палата была заперта, но когда приходил врач делать уколы, дверь оставалась открытой. Стоило доктору взяться обеими руками за шприц, как Лоррейн прошмыгнула между его ног, выскочила в распахнутую дверь, сбежала по лестнице, вышла на улицу и кое-как доплелась до ближайшего рекламного щита, за которым и спряталась, потому что силы совершенно оставили её. Нашли девочку быстро. С открытым артериальным протоком далеко не убежишь.

Оставалось получить разрешение на операцию у главного хирурга. Уильям Лэдд был против. У него возникли научные разногласия с Гроссом. Допустим, пациентку уложили на правый бок, сделать разрез и прижали лёгкое мокрой губкой, чтобы оно не мешало. Где гарантия, что после перевязки протока лёгкое удастся расправить снова, что оно не опадёт навсегда? Но в кармане у Лэдда уже лежали билеты на пароход в Европу, о чём знала вся больница. Едва корабль скрылся за горизонтом, Гросс приступил к операции. В то время, когда пациентке надевали браслеты тонометра и ставили капельницу с глюкозой, сестра-анестезист Бетти Лэнк успокаивала Лоррейн, напевая колыбельную Брамса. Она пела, пока девочка не вдохнула циклопропан и не потеряла сознание.

Процесс операции

Гросс любил работать в полной тишине. Когда добрались до сердца, стал отчётливо слышен звук, издаваемый трепещущей лёгочной артерией. Гросс приложил к этому сосуду стерильный стетоскоп, и шум показался ему оглушительным. Когда проток перетянули лигатурой, стало тихо.

Положительный результат

Через несколько дней Лоррейн было не узнать: резва, как нормальный ребёнок. Продержали её в больнице две недели не по медицинским показаниям, а потому, что к ней началось паломничество врачей со всего Бостона. По возвращении из отпуска Лэдд сразу предложил Гроссу написать заявление об уходе по собственному желанию. Это всё же лучше, чем быть уволенным за грубое нарушение дисциплины и профессиональной этики. Гросс уехал из Бостона и поселился на ферме, принадлежавшей его отцу. Теперь он выращивал бройлеров.

Лэдд и Гросс

Но полное выздоровление Лоррейн решило его судьбу. В Бостонской детской больнице назрел бунт. Будь Лэдд руководителем какого-нибудь госучреждения, его слово было бы закон, а решение – волчий билет. Но в коллективе энтузиастов, собравшихся вокруг Лэдда как вольные корсары вокруг капитана пиратского корабля, такое отношение к победителю подорвало авторитет самого Лэдда. Попечительский совет призвал Гросса из ссылки, а главный хирург сделал вид, что всё простил.

Теперь эти двое были врагами. Уходя на пенсию, Лэдд попросил не выбирать на его место Гросса. Попечители выждали пару лет, и всё же сделали Гросса из и.о. главным. В остальном всё шло как при Лэдде. Масса новаторских операций, и главный хирург работает больше всех. Весной 1972 года, сделав коррекцию открытого артериального протока в 1610-й раз, Гросс подал в отставку. Только тогда он сознался главному офтальмологу своей больницы, что всё это время видел одним глазом, и ему удалили катаракту, так что до самой кончины в 1988 году он прожил с нормальным зрением.

Первая из тех, кто перенес хирургическию коррекцию порока сердца

Лоррейн Суини, по мужу Николи, каждое 14 февраля присылала Гроссу валентинку в виде сердечка. Она без осложнений родила двоих здоровых детей, стала бабушкой троих внуков. Перед смертью Гросс пригласил её в гости и сказал, что благодарен её матери Мэри Эллен за шанс, а самой Лоррейн – за то, что не умерла после операции:

– А то я бы так и разводил цыплят в Вермонте.

– Слава Богу, – смеялась в ответ Лоррейн, – что я хорошей ирландской породы.

Она действительно крепкой породы. В XXI веке Лоррейн стала прабабушкой. И быть может, это ещё не всё. Она ведь не только первой из людей перенесла хирургическую коррекцию порока сердца, но и продолжает увеличивать рекорд долголетия после такого вмешательства.

Михаил Шифрин

Михаил Шифрин