«Если методика работает только в одном учреждении — это не медицина, а ярмарка тщеславия»

На прошлой неделе ведущие европейские и российские специалисты обсудили итоги и перспективы терапии онкогематологических заболеваний на прошедшей в Москве конференции «Лейкозы и лимфомы. Терапия и фундаментальные исследования». После конференции на вопросы журналистов ответили главный гематолог-трансфузиолог РФ, генеральный директор ФГБНУ «Гематологический научный центр» (ГНЦ), академик Валерий Савченко и руководитель Департамента заболеваний крови университетского госпиталя Сен-Луи (Франция) Эрве Домре (Herve Dombret).

Не застрахован никто

Статистика по продолжительности жизни больных лейкозами всегда была одной из самых печальных. Число случаев тяжелых заболеваний крови составляет 300 человек на 100 тыс. населения. Ежегодно с онкогематологическим заболеванием сталкиваются более десятка тысяч человек, и получить его может каждый вне зависимости от пола, рода деятельности, социального и материального статусов. Заболеваемость не зависит от географии, и даже сказать, какие факторы являются спусковым крючком для начала болезни невозможно, рассказал Валерий Савченко. Самыми разнообразными могут быть и симптомы.

Среди основных причин роста заболеваемости ученые называют старение населения. «У пожилых людей предрасположенность к разным видам лейкозов выше. И в связи с ростом в Европе продолжительности жизни, ожидается и рост случаев болезни», — рассказал Эрве Домре. Вторая причина связана с тем, что люди становятся «чище» и все меньше получают антигены внешнего мира, из-за чего растет число атопических заболеваний, считает Савченко. Поэтому так опасно держать детей «под колпаком» — они должны активно контактировать с внешним миром.

Что касается статистики, то и российские, и зарубежные ученые связывают сегодняшние показатели заболеваемости, в том числе, с повышением выявляемости и качеством диагностики. «Причин для роста истинной заболеваемости среди людей молодого и среднего возраста мы не видим, — рассказал Домре, отвечая на вопрос о прогнозе на следующие 5 лет. — Поэтому во Франции мы не ждем роста заболеваемости. Возможно, она увеличится в России за счет улучшения диагностики».

Эрве Домре. Фото: Евгения Патрина

При этом никаких мер профилактики таких заболеваний не существует, рассказалСавченко. «Это похоже на превентивное ожидание молнии, — считает академик. — Это случайная поломка в ткани, которая очень сильно оборачивается (кроветворная ткань разрушается и восстанавливается быстрее, чем какая-либо другая). Чем больше работает какой-то механизм, тем больше вероятность его поломки».

К предложениям оценивать вероятность заболевания на основании генома или маркеров академик относится очень настороженно. «Вероятность продавать, конечно, можно. Но это всего лишь вероятность. Лейкемия не выбирает — болеют и праведники и злодеи в одинаковой степени», — заявил он.

«Люди не должны умирать от излечимых заболеваний»

Тем не менее, специалисты смотрят в будущее с оптимизмом — сейчас все чаще больные, которых раньше считали неизлечимыми, возвращаются к полноценной жизни. Распространенность злокачественных заболеваний крови составляет 7-8% от всех онкологических заболеваний. Однако эффективность терапии невозможно сравнить ни с одной другой областью медицины, утверждают специалисты. В настоящее время опухоли кроветворной ткани излечимы химиотерапевтически или биологически в 30-90% случаев (выживаемость при разных заболеваниях разная).

«Люди не должны умирать от излечимых заболеваний, — считает Савченко. — При своевременной диагностике и лечении лейкозы и лейкомы — это заболевания, которые потенциально излечимы. Существуют большие достижения в лечении рака молочной железы, простаты, но они не сопоставимы с эффективностью терапии тех же лейкозов, где излечение возможно в 75% случаев. Это тяжело и дорого, но это результат, который еще 10 лет назад казался немыслимым».

Кроме того, по словам Савченко, в гематологии есть «привилегия»: если химиотерапия была адекватна, то при лимфобластных лейкозах до 70% пациентов снятых с лечения, не нуждаются в дальнейшей терапии и живут обычной жизнью. (У 30% в последующие три года случаются рецидивы). При миелоидных лейкозах результаты хуже: без признаков болезни и лечения живут 35-40% пролеченных пациентов.

При лейкемии вероятность рецидива становится очень малой спустя пять лет. При всех четырех стадиях лимфогранулематоза с лечения снимаются 90% пациентов. Рецидив этой болезни может случиться в течение 10 лет, после — практически нет. При самой злокачественной лимфоме, при которой выживает 30% больных, десятилетний рубеж без признаков заболевания преодолевает 70-80% пациентов. Другое дело, последствия химиотерапии в отдаленном периоде, признается Савченко. Но, к сожалению, «по-другому не бывает».

Современное лечение позволяет сегодня многим больным женщинам сохранить возможность статью матерью, рассказал Савченко. «В наш центр поступают больные лейкемией женщины во 2-3 триместре беременности, — рассказал он. — И если их адекватно лечить, они рожают здоровых детей. Самому старшему из родившихся у нас детей сейчас 24 года, младшему — несколько часов. А всего в ГНЦ появились на свет 60 детей. При лейкемии проще всего прервать беременность. И, к сожалению, не все беременные женщины выживают. Но они имеют право на выбор. У врача выбора нет — надо спасать две жизни».

Точной статистики по числу женщин, родивших после завершения лечения, в ГНЦ нет. Но таких случаев немало, утверждают специалисты. Главное, планируя беременность, советоваться с врачами. И, конечно, выдержать 2-4 года после завершения лечения, чтобы не вернулась болезнь, говорит Савченко.

«Различия остались в прошлом»

Что касается новых методов лечения онкогематологических болезней, то сейчас предлагается два направления, рассказал Домре. Первое основывается на определении биологических параметров опухоли у конкретного пациента. И это позволяет назначать таргетную терапию, направленную на конкретный вид опухоли — то, что называется персонифицированной медициной. Второе направление основано на попытках модификации функционирования иммунной системы человека — это называется методом иммунной терапии. Правда пока основным препятствием развития иммунотерапии является высокая стоимость лечения.

При этом, все различия в лечении в России и Европе «остались в прошлом», утверждает Домре. «Сегодня никаких различий в методах лечения нет. Во всех странах используют одинаковые лекарства. И что еще более важно, выживаемость пациентов в России и во Франции находится на одном уровне. Основная проблема, которую я вижу в России, связана со своевременной диагностикой и доступом к современным методам лечения», — отмечает эксперт.

Региональная гематология

Гематологические отделения есть во всех регионах страны. «Эти отделения разные по мощности, по интеллекту, но мы стараемся объединяться, создавать единое научно-клиническое информационное пространство, — рассказал Савченко. — Конечно, если люди не хотят, они не научатся ничему и никогда. Нашей научно-исследовательской группе 25 лет, и с нами вместе работают 30-40 отделений областных больниц и диспансеров».

На конференции была представлена методика лечения острых лимфобластных лейкозов, в национальном клиническом исследовании которой принимало участие 29 гематологических центров России. По словам Савченко, зарубежные участники конференции признали, что эта методика лучше, чем использующаяся сейчас немецкая. Но не менее важно, что эта методика теперь доступна в российских регионах.

«Мы вовлекаем в исследования все клиники, в том числе, для того, чтобы была нивелирована разница в оборудовании, проводилось обучение врачей, — рассказал директор ГНЦ. — Главное, чтобы передовой метод использовался в стране. Интеллектуальная интеграция — эта форма коллективной безопасности, медицина должна быть одинакова везде. Если успешная методика работает только в одном учреждении, то это не медицина, а фикция и ярмарка тщеславия. Ни в одной стране научные журналы не принимают результаты одноцентровых исследований. Но у нас в стране многоцентровые исследования проводим только мы и детские гематологи».

Неподъемное лечение

Онкогематология одна из самых затратных областей медицины. По словам Савченко, ни в коем случае нельзя экономить на первичной диагностике — разные заболевания лечатся по-разному. И на первом этапе надо много средств, чтобы не ошибиться. «Это очень сложная прецизионная диагностика— морфологическая, иммунногистологическая, иммунохимическая, молекулярная, цитогенетическая — необходимая при всех заболеваниях крови. Но эффективность удара зависит от точности цели, и первый удар определяет всю борьбу», — считает академик.

Кроме того, в России государство не берет на себя финансовое бремя пересадки костного мозга.Трансплантация квотируется государством, но лишь с того момента, когда врач подходит с трансплантатом к пациенту. До этого все затраты ложатся на плечи пациента или благотворительных фондов. В отличие от той же Франции, где государство, как рассказал Домбре, полностью компенсирует все затраты на лечение. По его словам, затраты на одного такого пациента составляют 100-150 тыс. евро, стоимость непосредственно трансплантации — 50-80 тыс. евро. При этом, доноры стволовых клеток и костного мозга деньги не получает, любое извлечение выгоды из этого запрещено во всех странах.

Что касается России, то, по данным директора помогающего пациентам ГНЦ Фонда борьбы с лейкемией для взрослых Анастасии Кафлановой, трансплантация от неродственного донора в России обходится от 150 до 300 тыс. рублей. Если обращаться к международному регистру — от 18 тыс. евро. При этом, как отметила Кафланова, сегодня в России получить благотворительную помощь пациенту старше 25 лет достаточно сложно, старше 50 лет — практически невозможно. «Это решение самих благотворителей, — объяснил Савченко. — Но есть люди, которые не могут попасть в программы фондов, хотя у них есть шансы на излечение. И как объяснить это самому пациенту? Солгать ему, что этого шанса у него нет?».