Хроники хроника: как я перестала бояться

Меня зовут Юля, мне 30 лет, и год назад у меня диагностировали генерализованное тревожное расстройство. К тому моменту я страдала от этого заболевания уже около двух лет, но не обращалась ко врачу, потому что ничего не знала о тревожности. Честно говоря, как и многие другие люди, не связанные с медициной, я считала так называемые «нервные болезни» по большей части надуманными. А зря — если бы я чуть больше интересовалась этим, могла бы намного раньше понять, что то, что со мной происходит, не совсем нормально.

Начало 2014 года было полно пугающих новостей. Каждый день я начинала с того, что выясняла у близких, не начнется ли в ближайшее время Третья мировая война, не закроют ли границы, и не заблокируют ли выход в интернет. Абсурдные мысли были назойливыми, но отвлекаться я не могла, потому что с новостями была связана моя работа. Впрочем, я пыталась как-то себя успокоить, даже искала в социальных сетях оптимистичные прогнозы. А пользователи вели себя довольно агрессивно, и я стала бояться высказываться на любые темы, лишь бы ни с кем не спорить. Мы с семьей переехали в другую страну, не все складывалось идеально, и я опасалась, что кто-нибудь начнет надо мной подшучивать, меня приводило в ужас даже дежурное «как там у вас дела?», на которое никто не ожидал искреннего ответа.

Следующим этапом стало беспокойство о здоровье. На протяжении следующего года я успела «найти» у себя несколько видов рака. Уплотнение под мышкой оказалось банальной липомой. Родинки, в которых мне померещились изменения, были срезаны скальпелем и отправлены на гистологический анализ, — конечно, они были безобидными, но лучше перестраховаться, правда? Я не выходила на улицу без толстого слоя солнцезащитного крема и уговаривала всех членов семьи поступать так же. Мысль о поездке на пляж стала вызывать у меня страх — там же солнечные лучи, прямой путь к меланоме. Вообще-то показывать специалистам всякие уплотнения и новообразования — нормальная практика, как и защита от солнца, но я не просто это делала. Я очень беспокоилась.

Как назло, вокруг было много историй борьбы с онкологическими заболеваниями, и не все они заканчивались хорошо. Я приходила ко врачам, рассказывала о симптомах, и чувствовала себя помилованной, получив простое объяснение. Но в тот же вечер дома я начинала бояться чего-то нового. Тем более, что у меня стали развиваться уже неоспоримые симптомы, которые не могли быть результатом моих страхов. Точнее, мне так казалось.

Сначала заболели зубы. Абсолютно здоровые — так сказал мой стоматолог. И ортодонт, к которому он меня отправил. И эндодонт — он не нашел никаких проблем, но все равно предложил депульпировать. Но бессмысленность процедуры была очевидна. А боли продолжались, и я переживала. И боялась, что окружающие думают, что я просто пытаюсь привлечь к себе внимание. И еще боялась, что врачи подумают, будто я прихожу к ним за сильными обезболивающими — американцы довольно легко прописывают опиаты, и в стране куча аптечных наркоманов. В общем, я все время чего-то опасалась, и воображение подсовывало мне самые живописные картинки. В какой-то момент я заметила, что стала задыхаться при ходьбе. Я пила много напитков с кофеином, и пульс зашкаливал; поздно ложилась и поздно вставала, иногда просыпалась из-за приступов озноба; изводила мужа слезами и постоянным беспокойством о будущем, и он терпеливо объяснял, почему все будет хорошо. Но это то же самое, что рассказывать больному депрессией, почему ему на самом деле не из-за чего грустить. Житейского опыта и логики тут недостаточно, порой и психотерапевту приходится попотеть.

В январе 2016 года появился самый пугающий симптом. Боль в груди со странным чувством, будто если глубоко вдохнуть, сердце просто разорвется. Воздуха не хватало, снова появился озноб, слабость, страх смерти — этот вечер закончился для меня в приемном покое ближайшего госпиталя. За следующие сутки меня обследовали с ног до головы и нашли только простудное заболевание, с которым посоветовали обратиться к лечащему врачу — и заодно отнести ей распечатки результатов всех анализов, которые делали в больнице, включая анализ крови с высоким уровнем кортизола. Происходившее со мной все еще оставалось загадкой для меня самой.

И вот в тот день, когда я должна была пойти ко врачу, я впервые заподозрила, что самочувствие как-то связано с моим эмоциональным состоянием. Открыв почтовый ящик, я увидела в нем письмо из больницы — мне просто прислали копии документов, но еще до того, как я открыла его, я подумала, что это результаты каких-нибудь еще тестов, и непременно плохие новости. В ту же секунду вернулось все — страх, затруднения дыхания, боль в груди.

Через пару часов врач подтвердила мои подозрения. Она выслушала мой рассказ во всех подробностях, ознакомилась с документами, задала несколько вопросов, предложила заполнить опросник, а потом объявила диагноз — тревожное расстройство, панические атаки. «Я могла бы вас отправить к психотерапевту, но у вас же нет времени к нему ездить? Попьем таблеточки, они очень хорошие, дозу назначим маленькую, но проблему они не решат, просто дадут время и силы разобраться с собой. Понадобится большая самостоятельная работа. Почитайте, подумайте, приходите ко мне через две недели,» — и меня отправили домой, вручив рецепт на самый популярный в стране антидепрессант, настолько популярный, что я слышала его название в треках Канье Уэста.

Но я не была бы человеком с тревожным расстройством, если бы просто сразу начала принимать лекарство. Я перебирала возможные побочные эффекты и делилась с мужем сомнениями, пока он не сказал: «Эти таблетки тебе прописали как раз для того, чтобы ты больше так не мучилась».

Я сомневаюсь, что таблетки помогли бы сами по себе. Я даже не сомневаюсь, что помощь психотерапевта ускорила бы мое выздоровление. Но пришлось справляться самостоятельно. Я исписала целую тетрадку упражнениями, найденными в методичках по когнитивно-бихевиористской терапии; в этих книгах говорилось, что причина моего расстройства — закрепившиеся автоматические реакции на разные вещи, например, катастрофизация мелких неприятностей, принятие на свой счет чужих слов и взглядов, нелогичные и необоснованные выводы. Все эти процессы действительно нашлись у меня в голове, и я осознала, что они могут действительно разрушить мое физическое здоровье — постоянно повышенный уровень кортизола постепенно приведет к развитию заболеваний. Если, конечно, я не научу свой мозг реагировать иначе.

Я попробовала медитацию (не получилось), глубокое дыхание (помогло), бег в парке (лучшее, что со мной случалось). Я не скрывала свое состояние от друзей, а они рассказывали мне о своих проблемах — раньше я даже не представляла, сколько людей из моего круга общения страдает от депрессии и тревожности. Значительные улучшения наступили на третий месяц приема лекарства. После четырех месяцев я постепенно перестала его принимать — это действительно очень недолго, большинству людей приходится пить таблетки не меньше полугода. И тут мое еще хрупкое душевное равновесие подверглось новым испытаниям: серьезная болезнь одного близкого человека, неприятности с работой у другого. Я нервничала, но при этом сознавала, что чувства парализующей тревоги нет, мой взгляд на происходившее был скорее оптимистичным.

Руководствуясь желанием знать врага в лицо, я прочитала о тревожности все, что могла. Оказалось, что генерализованное тревожное расстройство в одних только Соединенных Штатах диагностируют ежегодно у 6,8 миллиона взрослых, причем две трети из них — женщины. Часто у больных тревожным расстройством постепенно развивается и депрессия. Обычно люди обращаются за медицинской помощью не раньше чем после двух лет заболевания, хотя диагноз можно поставить уже после шести месяцев регулярного проявления симптомов, так что я была не одинока в своем неведении.

Сейчас я считаю себя здоровым человеком, но понимаю, что риск развития тревожного расстройства сохраняется. Иногда я еду в метро с работы, поезд долго стоит в тоннеле, я думаю, что могу не успеть забрать дочь из детского сада, и мне вдруг начинает не хватать воздуха, но вместо того, чтобы представлять себе, как меня отчитают или оштрафуют, я запускаю на фитнес-трекере приложение с дыхательными упражнениями. Порой вечером я понимаю, что мне надо переделать кучу дел, и непонятно, успею ли я выспаться, у меня учащается пульс и сжимает грудь, но я ложусь на диван, глубоко дышу, а потом спокойно решаю, какими делами пожертвую ради нормального ночного сна. Главное, что я понимаю, что происходит — так не страшно.

В материале изложены мнение и личный опыт пациента. Редакция «МедНовостей» придерживается принципов доказательной медицины. Мнение редакции может не совпадать с мнением героя публикации.