Медицина и гуманитарные науки

О творческих медуслугах и «Докторе Хаусе» - новая колонка Елены Павловой
Медицина и гуманитарные науки
Елена Павлова. Фото из архива автора. /
5 минут
7624

Прежде чем взяться за новую тему (которая на самом деле - продолжение предыдущей), хотелось бы поблагодарить всех, кто поделился своим мнением под материалом «Врач и пациент: трудности диалога», тем более, что некоторые из комментариев стали яркими иллюстрациями именно того, чему была посвящена статья, и в общем подтвердили названные в ней проблемы – крайне высокую остроту конфликта и мучительную неготовность к диалогу с обеих сторон, а часто и нежелание диалога. Отдельное спасибо тем нескольким людям, которые написали, что готовятся к посещению врача и пытаются понять, что с ними происходит. Именно за такими пациентами как вы будущее. Кроме того, спасибо всем комментаторам, не переходившим на личности и пытавшимся вести дискуссию в ключе «что делать», а не «кто виноват» и «кто кому должен».

А теперь о немного другом, но очень смежном. О medical humanities. И как это ни печально, в русском языке даже перевода для этого понятия не придумано, кроме разве что громоздкого «гуманитарные науки, связанные с медициной», так что для точности и краткости мне все же придется пользоваться английским термином. Речь идет о достаточно обширной междисциплинарной области, где пересекаются этика, история, религия, социальные науки и все виды искусства в приложении к медицине. Упрощая, можно сказать, что это гуманитарная часть медицины и медицинская часть искусства.

Само появление medical humanities – результат двойственной сущности медицины. С одной стороны, медицина – это точная наука о сложно устроенном биологическом объекте, человеке, физических и химических изменениях, происходящих в нем на протяжении всего его существования, а также способах воздействия на эти изменения. Если ограничиться этой формулировкой, то лечение вполне можно определить как услугу, то есть набор конкретных стандартных действий врача в ответ на конкретные жалобы пациента за справедливую плату. И это было бы верно, если бы врач и пациент не оказывались эмоционально вовлечены в процесс лечения, если бы результат зависел только от воздействий врача, а не от взаимодействия обоих участников процесса, если бы любая жалоба, а также любое сочетание симптомов имело только один, раз и навсегда установленный порядок их устранения, если бы любое заболевание проявлялось совершенно идентично в разных условиях и у разных людей, если бы у врача был неограниченный объем памяти, а медицина уже добралась до возможности смоделировать в точности до молекулы любой процесс, происходящий в теле конкретного пациента, и если бы любые болезни были бесследно излечимы. Думаю, однажды мы доберемся до пункта про абсолютную моделируемость и тотальную излечимость, если, конечно, не допляшемся до третьей мировой или вселенная не допляшет нас до какой-нибудь скромной катастрофы – размером в пару галактик, не больше. И вот если мы туда доберемся, то личность пациента и врача (который, кстати, вообще может исчезнуть из списка профессий) перестанут играть какую-либо роль, а вылечиться от любой болезни можно будет за пять минут в электронных медкабинетах, стоящих на любом углу рядом с киосками для продажи напитков. И это лечение будет оставлять в памяти не больший отпечаток, чем покупка бутылки минералки.

Но на данном этапе развития медицины, когда мы еще не можем разобрать и пошагово отследить все процессы, протекающие в организме, когда болезнь неотделима от пациента, и пациент своим психоэмоциональным статусом влияет на ее течение, когда многие заболевания требуют длительного лечения и многократных изменений лечебных схем, а некоторые хвори неизлечимы или смертельны, на этом этапе все еще важна и очевидна другая сторона медицины - гуманитарная. Сюда относится весь пласт знаний и произведений – от научных статей до художественных экзерсисов (да-да, и «Доктор Хаус» тоже), рассматривающих болезнь и смерть как вызов, брошенный человеку, самого больного – как личность тем или иным образом проживающую этот вызов и предательство собственного тела, доктора же – как профессионала, который сопровождает больного на его пути и помогает ему по мере сил, доступных знаний и возможностей. Эта часть медицины дает начало биоэтике и медицинской деонтологии – науке о долге врача. Она же искушает отнести медицину к искусству, и от этого не отвертеться. Да, лечение – услуга. Но – если можно так выразиться –творческая услуга, затрагивающая психику и эмоции пациента, и неизбежно требующая умственных, эмоциональных и психологических усилий от врача, причем – очень разных, в зависимости от обстоятельств. Иногда – направленных на помощь и поддержку, иногда – на защиту от пациента и выработку наиболее эффективной стратегии обращения с ним, так, чтобы он не навредил ни себе, ни доктору.

И вот medical humanities – это как раз та штука, которая может и должна подготовить как врача, так и пациента к осознанию двойственности медицины и к пониманию друг друга еще на том этапе, когда один из них не врач, а другой – не пациент. На Западе человек имеет возможность соприкоснуться с медицинско-гуманитарной областью в очень раннем возрасте, благодаря множеству детских книг, рассказывающих о смерти и различных болезнях. Так формируются базовые понятия о милосердии, о болезни, о том, зачем и почему надо посещать врача, и о том, что человек хрупок. Так решается – хотя бы отчасти - проблема формирования комплексов у детей с хроническими болезнями и проблема формирования у здоровых детей предубеждений против больных людей. У нас, увы, обойдены не только малыши, но даже в школе преподают лишь скромный курс анатомии, на литературе же все больше говорится о всяческой природе да барышнях рдеющих и трепещущих. Это хорошо, конечно, но болезнь и смерть в жизни человека встречаются, чаще, чем любовь (да-да, самое время ядовито припомнить, что вообще-то и любовь теперь внесена в Международную Классификацию Болезней), а говорят о них значительно меньше и старательно избегают обсуждать вне литературного контекста, оставляя чем-то, что случается с героями, когда автор что-то хочет нам передать и выразить.

Надо ли говорить, что и в медицинском образовании за рубежом курсы medical humanities занимают совсем иное положение, чем у нас. Там они начинаются значительно раньше и включают в себя не только перечисление правил и норм, но анализ литературных произведений, посвященных медицине, историю медицины и медицинской этики, анализ способов взаимодействия медицины и искусства, а так же прививают навыки общения с пациентами и ведения просветительской работы. К сожалению, те жалкие медицинско-гуманитарные крохи, которые подбрасывают сейчас наши ВУЗы будущим эскулапам в виде кратких курсов истории медицины и медицинской этики, совершенно недостаточны для того, чтобы заставить всерьез задуматься над серьезными вопросами, не говоря уже о том, чтобы чему-то научить. Да и поздно уже, если честно – на третьем-пятом курсе воспитывать взрослых людей. Я помню эти неприятные смешанные чувства на занятиях по биоэтике – неловкость от пафоса, раздражение от кажущейся очевидности проговариваемых истин о сострадании и терпении, и некоторое отчуждение. С моими коллегами было примерно то же самое. Мы принимали все эти правила, нормы и моральные требования к сведению, как правила игры. Внутренне же никто из нас от этого курса не изменился (да и не мог измениться) и этичнее или чутче не стал, с чем пришли, с тем и ушли. А весь багаж, касающийся этики, морали, отношения к врачебной деятельности и пациентам формировался сам по себе, частично до мединститута, частично – во время обучения благодаря художественной литературе и беседам с некоторыми преподавателями (и чаще всего совершенно не об этике были эти беседы) и наблюдениям за ними, поэтому и оказался этот багаж, как я сейчас вижу, очень разным.

К сожалению, при всей очевидности катастрофической дегуманизации и самой российской медицины, и медицинского образования, совершенно ясно, что на данный момент у здравоохранения в России есть целый ряд более сложных и неотложных проблем. Однако мне кажется, об этом надо хотя бы говорить, хотя бы напоминать о существовании тех наук и дисциплин, которые могли бы облегчить взаимопонимание врачей и пациентов.

Да, а в следующий раз мы кардинально сменим тему и поговорим с вами о давно знакомых лекарствах, которые, однако, днем с огнем не отыщешь в зарубежных аптеках.

Клещевые инфекции — чем опасен анаплазмоз? Объясняет врач Врачи говорят Клещевые инфекции — чем опасен анаплазмоз? Объясняет врач
Инфекция может стать эндемичной для Центрального федерального округа
Что может сделать борщевик человеку? Объясняем по науке Как правильно Что может сделать борщевик человеку? Объясняем по науке
Опасное растение, вызывающее ожоги и аллергию