«Местные бюджеты готовы финансировать вскрытия, но никак не готовы финансировать диагностику»

Развитие медицинской науки уже сегодня дает шанс на излечение многим онкологическим больным, однако воспользоваться этим шансом могут лишь единицы. Академик РАЕН, профессор, зав. лабораторией иммуноморфологии ГУЗ Ростовской области «Патолого-анатомическое бюро» Александр Мационис рассказал «МедНовостям», почему, несмотря на успехи в морфологической диагностике и возможности таргетной терапии рака легкого, в России выявляется только 2% больных, у которых может быть эффективно применена эта терапия. 

В течение очень многих лет рак легких считался абсолютно бесперспективным для лечения заболеванием. Хирургическое вмешательство было возможно только на очень ранних стадиях, которые практически никогда не диагностировались – тот рак легкого, который мы видели на рентгеновских снимках, отжил уже больше 70% своей жизни. Долгое время были малоэффективны и схемы химиотерапевтического лечения.

Академик РАЕН Александр Мациониc.

Ситуация изменилась в 70-х годах прошлого века, когда были открыты целенаправленно действующие на опухолевые клетки таргетные препараты, и резко возросла роль морфологической службы в диагностике. Потому что сегодня сказать «рак», значит, ничего не сказать – нужно абсолютно точно определить, что представляет из себя эта опухоль. В течение нескольких лет была проведена большая образовательная программа по современной морфологической диагностике рака легкого. Мы проехали с обучающим циклом практически все регионы страны. И сегодня наши патологоанатомы умеют это делать, благодаря чему почти 30% пациентов, у которых морфологическими методами был верифицирован рак легких, можно подобрать наиболее эффективную химеотерапию. Но, увы, государство не заинтересовано в современной морфологической диагностике.

«Нет диагностики – не надо назначать дорогостоящие препараты»

Главная проблема заключается в том, что морфологическая диагностика в России проводится всего у 10-16%  пациентов с раком легкого. Почему эта проблема существует? Во-первых, я не уверен в том, что государство готово обеспечить пациентов необходимыми препаратами. А нет правильной диагностики – нет и необходимости назначения дорогостоящих таргетных препаратов. Вот посчитайте: можно спасти 30% от всех больных раком легкого, морфологической диагностике подвергается только 10-16%, в итоге выявляются только 2% больных, для которых может быть применена таргетная терапия.

Но стопроцентной обеспеченности таргетными препаратами нет даже для них. А значит, нет и шансов на жизнь. Мы понимаем, что в условиях кризиса у государства нет денег, но сделайте акциз на сигареты целевым и направьте эти деньги на диагностику и лечение пациентов с раком легких! Государство, зарабатывая огромные деньги на торговле табаком, не готово платить за лечение курильщиков.

Во-вторых, министерство здравоохранения РФ в течение последних 30 лет блокирует все попытки привести нормативную базу по прижизненной морфологической диагностике в соответствии с реалиями сегодняшнего дня. Это значит, что с точки зрения Минздрава, нет таких методов исследования, как молекулярная генетика, иммуногистохимия, электронная микроскопия. А если таких исследований нет, то они и не финансируются.

«Это китайские запчасти, которые собираются на коленке»

При этом Минпромторг России занят ура-патриотическими рапортами и бесконечными законопроектами о том, как мы обойдемся без современной импортной техники. Мало того, что не существует нормативной базы для развития службы. Так еще и не будет оборудования. Импорт чрезвычайно сложной морфологической аппаратуры ограничивается на том основании, что у нас существует собственное производство. Мы знаем об этой фирме, которая теоретически зарегистрировала оборудование, которое производится в России. Но это китайские запчасти, которые собираются на коленке. И это практически одна фирма. А по ценам, отнюдь не намного дешевле, чем зарубежные аппараты лучших мировых производителей.

Сегодня государство никоим образом не финансирует морфологическую диагностику онкологических заболеваний. Молекулярная генетика, иммуногистохимия – это исследования, возможности для проведения которых есть только у очень крупных учреждений патологоанатомической службы. Таких как патологоанатомические бюро, финансируемые за счет бюджетов территорий. Но местные бюджеты готовы финансировать вскрытия, и никак не готовы финансировать диагностику. Диагностика находится в структуре расходов территориальных фондов ОМС. Но эти фонды не желают заключать договоры с учреждениями патологоанатомической службы, чтобы оплачивать эти исследования.

«Даже врачи вынуждены скидываться, чтобы  помочь больным»

И поэтому финансирование практически всех таких дорогостоящих и технологических сложных молекулярно-генетических, электронных, и иммуногистохимических исследований переложено на плечи больных – хорошо, что такие услуги сейчас стали предоставляться хотя бы платно. Но, заметьте, это люди со злокачественными опухолями, в том числе и дети. У них нет денег. Большую часть диагностики, которая все-таки проводится в России, спонсируют общественные организации. В частности, общественными организациями была создана система, позволяющая проводить молекулярно-генетическую диагностику для выявления генетических перестроек, существующих у части пациентов с аденокарциномой легких. Эта программа называется «Cancergenome», и она бесплатна для пациентов.

Антигуманное отношение государства к людям, страдающим онкологическими заболеваниями, основная причина того, что  при тех возможностях, которые появились в современной медицине за последние годы, в нашей стране они по-настоящему не реализуются. Когда я вижу в интернете, что пишут о тяжелом положении, в котором оказываются больные люди, я абсолютно точно знаю, что пишут правду. Конечно, это абсурдно, будучи самому врачом, перечислять каждый раз какие-то деньги в благотворительные фонды. Но лечение настолько дорого и государство настолько устраняется от этого, что да, даже врачи сами вынуждены скидываться, чтобы помочь больным. 

И не только это. Я не знаю, может в пределах МКАД и решены все вопросы с паллиативной помощью пациентам, которым мы не можем реально помочь, но обязаны обеспечить достойный уход. Но, по крайней мере, в Южном и Северо-Кавказском округе обезболивающие препараты все так же малодоступны для пациентов.