Вялотекущие репрессии. Часть 6

Вера в Бога как симптом

Президент британского Королевского колледжа психиатров Линфорд Рис не хотел «лезть в политику», то есть критиковать Советы за принудительную госпитализацию инакомыслящих. Линфорда Риса в Политбюро называли «прогрессивным». Всесоюзное Научное Общество Невропатологов и Психиатров сделало его почётным членом. Однако после знакомства с историями болезни советских пациентов Рис поменял точку зрения.  Очень уж подозрительно выглядели симптомы, с которыми укладывали в психбольницу:

- «исполняет песни собственного сочинения»,

- «написал книгу о поэте Высоцком»,

- и особенно часто: «верит в бога», «верит в воскрешение Христа».

Иосифа Терелю в Днепропетровской СПБ пытались избавить от веры галоперидолом. Он говорил лечащему врачу Неониле Буткевич, что христианами открыто называют себя даже главы зарубежных государств. Они тоже больные? «Да, - отвечала Буткевич, капитан МВД, - Советский Союз ещё завоюет весь мир, и мы их там вылечим».

Вот что действительно не понравилось Линфорду Рису. Когда за книгу «Карательная медицина» Александра Подрабинека обвиняли в клевете на советский строй, президент Королевского колледжа психиатров направил Брежневу письмо: «…законы наших двух стран различны, но на основании сведений, которые нам известны, трудно понять, что Подрабинек сделал такого, что можно хоть в какой-то мере считать преступлением».

Подрабинека сослали в Оймякон. А когда он там женился и у него родился сын, стало с кем разлучать, и посадили уже по-настоящему. Поскольку Алла Хромова специально приехала к ссыльному Подрабинеку в Сибирь, чтобы выйти за него замуж, ему дали в тюрьме кличку Декабрист.

Прелестная Ютта

Ключевым участником «Рабочей комиссии по расследованию использования психиатрии в политических целях» стал программист Вячеслав Бахмин. Он организовывал сбор жалоб, переписку с больницами, издание и отправку в Лондон бюллетеня. Помогал британскому историку Питеру Реддуэю с материалом для новой книги о злоупотреблении психиатрией. От Рэддуэя каждый месяц прибывали курьеры, в основном командировочные. Везли продукты, одежду, медикаменты, а уезжали с новыми бюллетенями Рабочей комиссии. КГБ решил при участии восточногерманских коллег ввести в число курьеров своего человека.

Министерство госбезопасности ГДР, сокращённо «Штази», задействовало врача-гинеколога по имени Гизела Отто. 43 года, привлекательная женщина, хороший специалист, выездная  – выступала  на международных конгрессах. Вербовочный подход к ней появился в 74-м: покончил с собой коллега по работе, которому она нравилась. «Штази» навязала Отто «неофициальное сотрудничество», угрожая тюрьмой за доведение до суицида.

Четыре года Гизела как осведомитель под псевдонимом Ютта сообщала подробности личной жизни своих пациенток. Потом была переброшена в ФРГ под видом длительной командировки. Ютте надлежало войти в как можно более близкий контакт с Фридрихом Вайнбергером. Это был процветающий психиатр. Говорили, у него всегда новый «Порше» и новая блондинка. Он сочувствовал и помогал Рэддуэю, мечтал наладить свой канал связи с Рабочей комиссией, переводить её бюллетени на немецкий и обсуждать их.

С Юттой нашлись общие знакомые среди врачей, подтвердившие, что она в самом деле гинеколог, причём очень хороший.  Сошлись на любви к классической музыке. В своих отчётах «Штази» шпионка указывала, что Вайнбергер «не нарушал её личный комфорт», хотя вёл себя как состоятельный немец, который ухаживает: концерты, рыбные рестораны, представление спутницы друзьям.

Наконец, Ютта завела речь об этике. Будто бы в ГДР ходят бюллетени Рабочей комиссии. Передала несколько экземпляров, изъятых при обысках. Говорила, ей всё это настолько не по душе, что готова остаться на Западе. Вайнбергер поверил. Не предупредив Рэддуэя, вручил Ютте посылку для диссидентов и попросил во время командировки навестить членов Рабочей комиссии по адресам, указанным в бюллетене.

21 октября 1979 года она приехала в Москву. Передала медикаменты и одежду, забрала письма немецким психиатрам и на «Радио Свобода». Всё это попало в руках КГБ.

В письмах было всё то же самое, о чём Бахмин открыто писал для зарубежных журналов: безобразия не прекращаются, на западные правительства надежды мало. Где Ревизионный комитет, который Всемирная Психиатрическая Ассоциация образовала для расследования происходящего в советских психбольницах?

Снежневский и суд чести

Исполком ВПА сформировал комитет осенью 1979 года. Чтобы не обижать советскую сторону, главой назначили Жак-Ива Госслена – он из нейтральной Канады, при этом личный друг Марата Вартаняна, заместителя Снежневского. Стали выбирать показательного пациента, чтобы затребовать доступ к нему, обследовать и расспросить. Британцы предложили Иосифа Терелю:

1)     Он сейчас в Днепропетровской спецпсихбольнице;

2)     Наверняка вменяем, есть данные о симуляции;

3)     Знает, что творится в Сычёвке.

Госслен направил запрос председателю Всесоюзного общества и по совместительству директору Института им. Сербского Георгию Морозову. Ответа не последовало. Так повторилось ещё трижды. Пятое послание Вартанян взял у канадца и передал Морозову лично в собственные руки. Всё равно – молчание.

14 апреля 1980 года Королевский колледж психиатров вызвал своего почётного члена академика Снежневского (приговорившего Терелю к принудительному лечению) на суд чести. По уставу, джентльмен, имеющий честь быть членом колледжа, должен держать ответ перед джентльменами, когда их интересует какой-либо случай. Лично или через адвоката. Снежневский вместо себя прислал заявление о выходе из числа почётных членов. Оно никого не удовлетворило и было расценено как признание своей вины.

Тем временем Рабочая комиссия была почти разгромлена: кто сидел, а кто и погиб. Консультант комиссии психиатр Александр Волошанович прекратил независимую экспертизу инакомыслящих. После суда над Подрабинеком он сказал на пресс-конференции, что ни у кого из обследованных им 27 человек нет шизофрении. Нагрянула министерская проверка. Отчёт по каждому случаю, запрет на профессию. С трудом устроился лифтёром. Западные коллеги наперебой приглашали поработать вместе, прочесть курс лекций. Видимо, тем и спасли от тюрьмы. Зимой 1980 года Волошановичу неожиданно выдали разрешение на выезд, и он эмигрировал. Ему на смену, как сибирские дивизии на спасение Москвы, явился непобедимый герой.

Сибирская дивизия

Психиатр Анатолий Иванович Корягин родился в Канске, Красноярский край. Сын лесоруба и работницы. Ему было 4 года, когда отца убили на войне. Мать с мизерной зарплатой в одиночку вырастила троих детей. Чтобы вырваться из нищеты, Анатолий учился на отлично, мечтая поступить в военное училище – офицерам хорошо платили. Поступил, но армейская жизнь оказалась не для него: Корягин физически не мог выполнять приказ, который считал нелепым. Его нужно было во всём убеждать. Он почувствовал себя лучше, когда бросил училище, окончил мединститут и стал единственным психиатром на всю Хакасию с населением в 750 тысяч: объём работы сверхчеловеческий, зато без начальства.

Там, в Абакане, правоохранительные органы впервые попытались давить на него, чтобы заполучить для подследственного диагноз. Корягин защитил диссертацию по вопросам патофизиологии шизофрении, причём в Харькове, где не жаловали школу Снежневского. Обзавёлся семейством, которое быстро росло. На должности завотделением республиканской психбольницы в Туве впервые вошёл в экспертную комиссию, которая по указанию сверху поставила диагноз психического заболевания здоровому человеку. Протестовал, записал особое мнение, но сделать ничего не смог.

Республиканское руководство считало, что завотделением слишком много получает, и нечего оплачивать ему сверхурочные дежурства. Корягин решил переехать в родной город жены – Харьков – и поступить на должность районного врача ПНД. Потерять в зарплате и жить там, где цены выше, чем в Кызыле, только бы не подчиняться произволу.

В Харькове ловились западные «голоса», из которых Анатолий Иванович узнал о существовании Рабочей комиссии. Вскоре после отъезда Ютты из Москвы он вышел на Бахмина и предложил свои услуги в качестве эксперта. Успел освидетельствовать 16 человек. Результаты обобщил, с анализом механизма преследований, в статье, которая вышла в «Ланцете». И всё – в постоянных разъездах между Харьковым и Москвой. Ко времени ареста, 13 февраля 1981 года, Корягин был последним членом Рабочей комиссии, находившимся в СССР на свободе.

На следующий день министр госбезопасности ГДР Эрих Мильке вручил Гизеле Отто серебряную медаль «За безупречную службу в Национальной Народной Армии». И сказал, что советские товарищи благодарят её за решающий вклад в ликвидацию гнезда клеветы.

Лавина

Подсудимый Корягин сказал такое последнее слово:

«Я знаю – приговор будет жестокий.

Я ничего не прошу у этого суда.

Независимо от срока, который мне дадут, я заявляю, что никогда не смирюсь с существующим в нашей стране положением, когда психически здоровых людей заключают в психбольницы за стремление мыслить самостоятельно.

Я знаю, что меня ожидают долгие годы физической изоляции, унижений, издевательств.

Я сознательно иду на это в надежде, что для других это откроет возможность жить свободно!»

Когда объявили приговор – 7 лет лагерей и 5 ссылки, Корягин крикнул: «Чем больше срок, тем позорнее суд!»

Для зарубежных психиатров это выступление было последней каплей. Прежде страдали  невольные пациенты, но теперь – коллега, автор статьи в «Ланцете». Его увезли в лагерь «Пермь-37», где зеков годами не осматривал профессиональный врач. А Корягин умел всё, в том числе доставать лекарства из-под земли. И человек, которого он избавил от кровавого кашля, нашёл способ переправить на волю послание доктора к иностранным врачам. Анатолий Иванович требовал объявить советским психиатрам полный бойкот: «Помните, коллеги, что все контакты с иностранными психиатрами используются лидерами советской психиатрии как оправдание. Они широко и неустанно рекламируют такие контакты, стараясь всех убедить в том, что они приняты в мире не как нарушители норм медицинской этики, а как равные партнеры».

Прочитав это, члены британского Королевского колледжа психиатров 21 ноября 1981 года подавляющим большинством приняли резолюцию, требующую исключить Всесоюзное общество из ВПА.

Тогда советское государство впервые начало прямые переговоры с психиатрами. В Королевский колледж позвонил второй секретарь посольства СССР в Лондоне, отвечавший за научные связи – Сергей Иванов, друг молодости Путина и будущий глава его администрации.

9 декабря он принял психиатров Питера Сайнсбери и Сиднея Левина в здании посольства. Начал с личной оценки: моя жена врач, так что я бы знал о злоупотреблениях, если бы они были. Продолжил по делу.

1)     С Ревизионным комитетом Всесоюзное общество дела иметь не станет.

2)     Но отношения у нас неважные, нужно поговорить.

3)     Не поторопились ли вы? Пригласите наших психиатров, они объяснят.

И на разные лады повторял это два часа, выведывая разброс мнений и расстановку сил в Королевском колледже. Когда Левин и Сайнсбери пересказывали коллегам разговор, они отметили, что Иванов смотрит весело, говорит вежливо, без пропаганды. Хотя его предложения выглядят скромно, контакт с ним важен – теперь психиатры определяют политику сами, без Форин Офиса, вечно склонного осторожничать. Решили предложение принять и свою резолюцию отозвать, но с оговоркой: если советские коллеги докажут улучшение ситуации.

В апреле 82-го Иванов сообщил, что едут Вартанян и Наджаров:

- На встречу с ними можно пригласить кого угодно, кроме Буковского и Реддуэя.

- Так ведь Наджаров сам замечен в таких делах, а Вартаняна знаем, он ничего нового не скажет. Может быть, кто-то ещё?

Иванов не ответил. Снежневский прислал ругательное письмо, что Королевский колледж предаёт свой профессиональный долг и не желает видеть политическую подоплёку дела. Куда ласковее было его послание датским психиатрам: приглашение на конференцию, где можно всё обсудить, только без «раздутой темы диссидентов» и «незаконного Ревизионного комитета».

Датские психиатры редко заговаривали о правах человека за Балтикой. Но тут они обиделись, что именно в них видят штрейкбрехеров, готовых первыми закрыть глаза на страдания собрата. И решительно потребовали гнать Советы из ВПА. Дальше работал эффект домино: похожую резолюцию приняли американцы, швейцарцы, два французских союза психиатров, австралийцы, новозеландцы, норвежцы, голландцы. Остальные не успели. 31 декабря 1982 года секретариат ЦК приказал Всесоюзному обществу выходить из Всемирной ассоциации. Не то выгонят.

Окончание:

Часть 7

Начало:

Часть 1, с полной библиографией

Часть 2

Часть 3

Часть 4

Часть 5