При расставании она сказала: «Ты не умеешь идти на компромисс. Ты живёшь так, как тебе удобно и плюёшь на остальных. Я не могу так больше жить».
Я сказал: «Как это? Не понимаю».
Она сказала: «Тебе нет до меня никакого дела».
Я сказал: «Да с чего ты взяла?»
Она сказала: «За всё время, что мы с тобой жили, ты не высказал мне ни одной претензии. Так не бывает. Что бы я ни делала, ты только улыбался. Это ненормально, так не может быть и так не может продолжаться. Ты мог бы хотя бы сделать вид, что тебе не всё равно».
А я сказал: «Да, наверное, ты права. Я не умею идти на компромисс».
И она ушла.
***
Когда мне было шесть лет, нас оставил отец. И мама оказалась одна с двумя пацанами на шее и кучей долгов. Работая на двух с половиной ставках, очень трудно уделять достаточно внимания детям. И мы с младшим братом росли, предоставленные сами себе. Довольно быстро мы научились вести хозяйство, справляться с проблемами и разбираться друг с дружкой, не прибегая к посторонней помощи.
Правда, иногда у мамы случались выходные. И иногда у неё оставалось достаточно сил, чтобы заняться нашим воспитанием. Сейчас я понимаю, что в такие моменты она пыталась наверстать упущенное, пыталась поучаствовать в нашей жизни. Но у неё было очень мало времени и всё участие вываливалось на нас большим спрессованным куском. А тогда мы только недоумевали и старались как можно скорее удрать куда-нибудь подальше: мама, мы и так воспитанные. И с записями в дневнике уже давно разобрались. И то стекло было разбито неделю назад, чего о нём говорить теперь? И с братом мы подрались позавчера, а вчера уже помирились. О чём говорить?
Но говорить было о чём. Потому что ей нужно было об этом говорить.
А мы постепенно выработали простой подход к жизни: что нам нужно – то мы сделаем сами. Если не сделаем, значит – не очень-то и нужно. Главное, оставьте нас в покое и не катайтесь по мозгам. Это лучшее, что вы можете для нас сделать. А мы не будем ездить вам по мозгам. Это – лучшее, что мы можем сделать для вас.
С тех пор я не умею идти на компромисс. Это неумение рано или поздно приводило к разрывам со всеми женщинами, с которыми я жил. Со всеми. Без исключения.
- Тебе на меня наплевать!
- С чего ты это взяла?
- Потому, что ты мне позволяешь делать всё, что я захочу. Так не бывает.
- Бывает.
- Ты мог бы хотя бы делать вид, что я тебе интересна. Ты мог бы хотя бы изобразить ревность, когда я танцевала с тем дебилом.
- Зачем? Если тебе нравится с ним танцевать – танцуй на здоровье. Это красиво.
- Мне не нравится! Он - дебил. Я думала, что ты заберёшь меня от него. А ты так и не забрал. Тебе совсем наплевать на меня.
- Мне не наплевать.
- Я тебе не верю. Ты мог бы хотя бы сделать вид, что тебе не всё равно. Ради меня.
А в чем тут компромисс-то? Отчего-то каждый раз, когда заходит речь о компромиссе, разговор приходит к тому, что я должен что-то сделать. Зачем? Чтобы был компромисс. Зачем компромисс? Чтобы мой визави сделался доволен жизнью.
Но разве я делаю его недовольным жизнью? Нет. Недовольным его делаю не я. Но всё равно пусть я пойду на компромисс, потому, что больше некому. Кто-то обязательно должен позаботиться об его душевном комфорте. Пусть это буду я.
Формула компромисса, которая используется повсеместно, выглядит так: влезть в чужое пространство; посмотреть – нравится тебе в нём, или нет; если нравится – начать торговаться об условиях, на которых ты в этом пространстве останешься. Это компромисс. Но он сильно похож на шантаж.
Когда я слышу, что надо идти на компромисс, я не то, чтобы хватаюсь за пистолет, нет. Просто я сразу начинаю очень внимательно смотреть: кто кого пытается здесь надуть? Кому и что пытаются здесь впарить?
У меня всегда возникает очень простой вопрос: зачем нужен компромисс, если все одинаково хотят одного и того же результата? Я иду на рынок, хочу купить мандаринку. На рынке сидит пожилой туркмен, хочет продать мандаринку. Он продал, я купил, всего-то делов. Компромиссы начинаются тогда, когда я хочу взять мандаринку бесплатно. Ты мне её отдай, а я тебе не сделаю чего-нибудь плохого. И будет у нас компромисс.
Ты за мной красиво поухаживаешь, а я тебе за это дам. Может быть. Будет компромисс. Ты не смотришь на других девчонок, я за это не сверлю тебе мозг. Ты пляшешь под мою дуду, я за это не использую всё, что ты мне рассказывал, против тебя. Ты мне кошелёк, я тебе за это – твою жизнь. Тоже компромисс. Или: вы нам нефтяные скважины, а мы за это вас бомбить не будем.
Я не знаю как оно на международной арене – это всё от меня далеко и неинтересно. Может быть, там только так и можно. Но я не понимаю, как можно впускать компромиссы в свой дом. В свою постель. Как можно запускать эту торговлю между близкими. Между теми, у кого интерес один: оставаться вместе.
Я хочу быть с тобой, ты хочешь быть со мной, кто из нас будет ставить условия, на которых это осуществимо? И – зачем? Что я буду у тебя выторговывать? И если мне нужно с тобой торговаться – для чего мы будем вместе? Что тебе нужно от меня, кроме меня? Чего мне от тебя требовать, кроме тебя? И разве возможно купить тебя компромиссом? Разве я – продаюсь?
Компромисс – это всегда торговля. Я не умею идти на компромиссы. И, пожалуй, не хочу уметь.
***
Когда мы были мальчишками, мой младший брат постоянно напрашивался в мою компанию. Ему было с нами интересно. Он ныл, он приставал, он доставал. Он получал подзатыльник, а то и пинок, и всё становилось на свои места: компромисса не будет, ты нам не интересен.
Но однажды он кинулся в драку на компанию парней старше его на четыре года. Они плохо отзывались о его старшем брате, обо мне. С тех пор он стал постоянным участником нашей дворовой компании. И никаких компромиссов.