Услышав, как человек отказывается от угощения со словами: «Мне этого нельзя», мы сочтем, что он на диете. На худой конец, заподозрим, что дело, быть может, в религии. Между тем пищевые запреты существовали задолго до появления основных мировых религий и уж тем более диет. На наш сегодняшний взгляд, они выглядят экзотически.
Своих не едят
«Своих поедать нельзя»: это правило работает в любых культурах. Вопрос в другом: по какому принципу отбирать своих.
Принцип покровителя. У многих народов Африки, Азии, Америки и Австралии существовал или существует тотемизм – отождествление своего племени или рода с определенным животным, которое считается предком. Конечно же, своего предка запрещено есть. У некоторых народов существуют легенды, объясняющие, как возникли подобные представления. Пигмеи мбути (Демократическая Республика Конго) говорили так: «Один человек убил и съел животное. Неожиданно он заболел и умер. Близкие умершего сделали вывод: “Это животное – наш брат. Мы не должны трогать его”». А народ гурунси (Гана, Буркина-Фасо) сохранил легенду, герой которой по разным причинам был вынужден убить трех крокодилов и из-за этого лишился троих сыновей. Так выяснилась общность гурунси и их тотема-крокодила.
Тотемами могут быть самые разные звери: например, у разных родов мбути это шимпанзе, леопард, буйвол, хамелеон, разные виды змей и птиц, у народов Уганды – обезьяна колобус, выдра, кузнечик, панголин, слон, леопард, лев, крыса, корова, овца, рыба, и даже боб или гриб. Народ оромо (Эфиопия, Кения) не ест большую антилопу куду, потому что верит, что она была создана богом неба в один день с человеком.
Часто племя делится на группы – их этнографы называют фратриями и кланами. Для каждой из групп пищевые запреты свои. У одного из австралийских племен в штате Квинсленд люди одного из кланов могли есть опоссумов, кенгуру, собак и мед определенного вида пчел. Для другого клана эта пища была запретной, но им предназначались эму, бандикут, черная утка и некоторые виды змей. Представители третьего ели мясо питона, мед другого вида пчел, четвертого – дикобразов, равнинных индеек и так далее.
Принцип общего языка. Даже у народов, практикующих каннибализм, как правило, существует запрет поедать людей, говорящих на общем с ними языке. Разговаривающие на других языках могут вполне сгодиться в пищу: все равно они не воспринимаются как полноценные люди.
Американский этнограф Маргарет Мид, жившая среди папуасов Новой Гвинеи, писала об одной истории, связанной с подобным запретом. В Новой Гвинее существует более 600 языков, местные жители, помимо родного языка, часто владеют еще несколькими языками соседних племен, поэтому им знакомы не только понятия «свой язык» и «чужой язык», но и «язык, родственный нашему, но уже чужой». Поедать можно говорящих на чужом языке; но тот, кто съест говорящего на своем, непременно умрет.
И вот одна группа папуасов-мундугуморов отселилась в другое место. На протяжении некоторого времени представителей этой группы запрещалось есть, ведь они сохраняли свой мундугуморский язык, но однажды кто-то, либо не разобравшись в спешке, либо случайно, съел одного из переселившихся. Стали ждать, постигнет ли нарушителя табу смерть. Он не умер, тогда мундунуморы сочли, что язык переселенцев уже достаточно изменился, чтобы считаться чужим. Перед европейскими лингвистами тоже часто встает такая проблема: как различить, что перед ними – разные языки или два диалекта одного. Но папуасский метод ее разрешения лингвистам недоступен.
Отвратительное, потустороннее, следовательно - несъедобное
Существует немало верований, запрещающих употреблять в пищу грибы (по этому признаку культуры иногда делят на микофобные и микофильские).
О том, какая это гадость – грибы, свидетельствуют их названия в различных языках. Для индейцев сэчэлт (Британская Колумбия) грибы были «испражнением Грома». Алтайцы называли гриб атын сидэги «лошадиная моча». Эскимосы с острова святого Лаврентия считали, что метеоры – это экскременты звезд, а там, где метеоры падают на землю, вырастают грибы. Кто же станет по доброй воле это есть?
Часть микофобских народов считала, что грибы каким-то образом связаны с потусторонним миром: живущие на Сахалине нивхи считали, что гриб – это «чертовы уши». Ушами черта называли грибы и эскимосы. На языке североамериканских индейцев хопи, также не употребляющих в пищу грибы, название грибов – maskiisi – означает «тень трупа». Есть старофламандское название грибов dyvelsbrood – «хлеб дьявола», пищей мертвых называют грибы индейцы оджибве.
Съешь – и станешь таким же
Запрет на поедание определенной пищи был связан с верой в то, что, съев ее, можно перенять какие-то ее ненужные свойства. Взять, например, борцов сумо: для поддержания мышечной массы они должны питаться и мясом, и рыбой, и рисом, и морепродуктами. Но в дни соревнований они употребляют в пищу только куриное мясо, отказываясь от свинины и говядины. Объясняется это просто: курица ходит на двух ногах, а свинья и корова – на четырех. А для сумоиста коснуться земли чем-нибудь, кроме двух ступней, означает поражение.
Но больше всего пищевых запретов, связанных с нежеланием перенять свойства поедаемых животных, окружало беременных. Вот лишь несколько примеров таких запретов, существовавших у разных славянских народов. Чтобы ребенок не родился глухим, будущей матери нельзя было есть рыбу. Чтобы избежать рождения близнецов, женщине не надо есть сросшиеся плоды. Чтобы ребенок не страдал бессонницей, запрещалось есть заячье мясо (по некоторым поверьям, заяц никогда не спит). Чтобы ребенок не стал сопливым, не разрешалось есть грибы, покрытые слизью, (например, маслята). В Добрудже существовал запрет на поедание мяса животных, задранных волками, иначе ребенок станет вампиром.
Съешь - и навредишь себе или окружающим
Известный запрет не смешивать мясную и молочную пищу свойственен не только для иудаизма. Он широко распространен, например, у скотоводческих народов Африки. Считается, что в случае, если мясное и молочное будет смешено (всё равно – в посуде или в желудке) коровы погибнут или, по крайней мере, потеряют молоко.
У народа ньоро (Уганда, Кения) интервал между принятием мясной и молочной пищи должен был достигать не менее 12 часов. Масаи каждый раз прежде, чем перейти с мясной пищи на молочную, принимали сильное рвотное и слабительное средство, чтобы в желудке не осталось и следа прежней пищи. Народ шамбала (Танзания, Мозамбик) опасался продавать молоко своих коров европейцам, которые по неведению могли смешать в своем желудке молоко и мясо и этим вызвать падеж скота.
У некоторых племен существовал полный запрет на употребление мяса тех или иных диких животных. Народ сук (Кения, Танзания) считал, что если кто-то из них съест мясо дикой свиньи или рыбу, то его скот перестанет доиться. У живущих по соседству с ними нанди запретными считались водяной козел, зебра, слон, носорог и некоторые антилопы. Если от голода человек был вынужден съесть кого-то из этих животных, то ему запрещалось после этого пить молоко в течение нескольких месяцев. Пастухи-масаи вообще отказывались от мяса диких зверей, охотясь только на хищников, нападавших на стада. В прежние времена антилопы, зебры и газели безбоязненно паслись рядом с масайскими деревнями. Исключениями были антилопа канна и буйвол – масаи считали их похожими на коров, поэтому позволяли себе их есть.
Пастушеские племена Африки часто избегали смешения молочной и овощной пищи. Причина та же: считалось, что это вредит скоту. Путешественник Джон Хеннинг Спик, открывший озеро Виктория и истоки Белого Нила, вспоминал, что в негритянском селении ему не стали продавать молоко, потому что видели, что он ел бобы. В конце концов, вождь местного племени выделил для путешественников одну корову, молоко которой они могли пить в любое время. Тогда африканцы перестали бояться за свои стада. Ньоро, поев овощей, могли пить молоко лишь на следующий день, а, если это были бобы или батат – только через два дня. Пастухам же вообще запрещалось есть овощи. Разделение овощей и молока строго соблюдали масаи. У них полный отказ от овощей требовался от воинов. Масайский воин скорее погиб бы от голода, чем нарушил этот запрет. Если же кто-то всё-таки совершил такое преступление, он лишился бы звания воина, и ни одна женщина не согласилась бы стать его женой.