Все же прав был Пелевин, работа в рекламном бизнесе сильно влияет на личность. По себе знаю. Если вдруг кто забыл, напоминаю, что реклама – мой основной источник заработка, а то, что я пишу колонку в женском журнале о здоровье – это, так сказать, для души.
Так вот, самый главный талант рекламщика – уметь создавать видимость. Тебе дают пакет разбавленного сока с консервантами, а ты должен создать видимость того, что это божественный нектар. Тебе дают плешивого пузатого бюрократа, а ты должен создать видимость того, что это спаситель нации и народный кумир. Постоянный зазор между унылой реальностью и тем мифом, который ты о ней творишь, очень здорово действует на нервы.
Когда я пишу колонки, то фактически отдыхаю душой, но и здесь приходится идти на некоторые компромиссы. Хотите, открою вам секреты журнальной кухни? Нет ничего проще! Вот некоторые регулярно жалуются, что названия статей не очень-то соответствуют содержанию. Да, так бывает. Проблема в том, что в интернет-изданиях содержание текста часто имеет второстепенное значение, а главное – это заголовок. Потому что, каким бы гениальным и распрекрасным не был текст, его прочитают единицы, если заголовок не будет завлекательным.
Есть даже такое профессиональное понятие – «кликабельность заголовка». Чем больше людей готово кликнуть на заголовок, чтобы прочитать статью, тем кликабельность больше. Любой интернетчик подтвердит, что использование слова «секс» повышает кликабельность заголовка в несколько раз. Кроме секса популярностью пользуются знаменитости и насилие. И еще желательно, чтобы не все это дело можно было посмотреть. Как-то раз с коллегами в курилке мы решили придумать самый-самый кликабельный заголовок в Рунете. Победителем конкурса стал такой вариант: «Ксению Собчак изнасиловали кочергой! (ФОТО, ВИДЕО)». Так сказать, бульварным журналистам на заметку.
Собственно, весь этот разговор я затеял для того, чтобы самого себя и разоблачить. Моя статья называется «Вся правда о мужских неврозах». В принципе, средней кликабельности заголовок: секс в нем не упоминается. Зато любопытные читательницы могут предположить, что, кликнув на статью, они узнают про мужские неврозы что-то принципиально новое и интригующее. Ничего подобного! Считайте, что вас опять обманули. Это же не колонка доктора Курпатова, это записки московского офисного работника. Поэтому я не буду вам открывать потаенные глубины прикладной психологии, а просто расскажу, как однажды я попал в клинику неврозов.
Вообще-то считается, что неврозы и истерики – исключительно женская забава. Мол, если что, мужчина стиснет зубы и перетерпит, а нервная дама тут же начнет рыдать и биться в истерике. Не знаю, не знаю... Среди моих приятелей практически все хоть раз падали в пучину депрессии, некоторые с горя уходили в запой, а один близкий друг и вовсе уже два года регулярно ходит к психоаналитику. При этом кореша регулярно над ним посмеиваются, мол, не мужское это дело – валяться на кушетке, рассказывая про эротические сны и детские воспоминания. Меня такие шутки здорово бесят. Ага, конечно, в запой от проблем уходить – очень по-мужски, а пытаться проблемы решить, пусть и с помощью дяди доктора – слабость.
Сам я попал в больницу из-за работы. Я тогда совсем недавно окончил университет, только-только устроился на первую в своей жизни серьезную должность и очень психовал. Помню, в первые дни мне даже ночью снилась работа, я оказывался внутри каких-то важных бумаг и понимал, что в них серьезные ошибки, а завтра утром текст сдавать заказчику. Я вручную выковыривал из макета огромные черные запятые, взваливал их на плечо и тащил через всё предложение на нужное место. Такой маленький я, такие огромные буквы… Кошмарный сон.
Через пару месяцев я освоился, стало чуть-чуть полегче, но тут на меня взвалили новый очень важный проект. И за те несколько месяцев, что мы его делали, я попросту перегорел. Когда мы, наконец, его сдали, мне уже ничего не хотелось. Я, как робот, приходил на работу, что-то делал, приходил домой, ел, тупо смотрел в стенку, а потом ложился спать. Сперва тревогу забили друзья, потом коллеги, а потом я и сам понял, что пора что-то менять.
В поликлинику идти совершенно не хотелось, поэтому я нашел через знакомых какую-то тетеньку-психолога, которая после десятиминутной беседы очень серьезно сказала: «Знаете, я бы советовала Вам срочно лечь в больницу».
Я запаниковал, потому что решил, что речь идет о психбольнице, где я буду сидеть в «палате № 6» в смирительной рубашке в компании Наполеона, Гитлера и какого-нибудь Рабиндраната Тагора, а огромные шкафоподобные санитары будут кормить меня с ложечки жидкой овсянкой. Оказалось, что все не так страшно, потому что в Москве есть Клиника неврозов, которая больше похожа на санаторий, чем на больницу. Мне даже пришлось немножко помучиться, чтобы добыть туда направление, но, если честно, оно того стоило.
Не буду кривить душой, таблетки там давали, но большая часть лечебных процедур была исключительно приятной: лечебная гимнастика, лечебный массаж, лечебное плаванье в бассейне и лечебное поливание из душа. Ну и самое главное – тишина и покой.
С другими пациентами я быстро поладил: все они оказались очень приятными людьми. Особенно я сдружился с аспирантом Алексеем из соседней палаты. У него тоже было нервное расстройство: в больницу он попал за полтора месяца до защиты диссертации. Занимался этнографией и изучал похоронные обряды каких-то кавказских народов. Прямо скажем, не самая жизнеутверждающая тема.
Мы часто ходили с ним гулять во внутреннем дворе больницы и беседовали на самые разные темы. В какой-то момент мы обратили внимание на то, что только в одном из корпусов клиники окна закрыты решетками. Охранник у ворот объяснил, что туда отправляют самых тяжелых пациентов – суицидников. И решетки на окнах поставили, чтобы у них не было соблазна прыгнуть. Обсуждение трудной доли обитателей закрытого корпуса навело нас на тему самоубийств. И в этот момент аспирант Алексей рассказал самую позитивную историю о попытке суицида, которую я только слышал.
Дело было давно, тогда Алексей был еще не аспирантом, а школьником. И случилось ему однажды влюбиться в девчонку из соседнего класса. Поначалу все шло хорошо, он провожал ее домой, вместе с другими учениками они ездили в поход и даже жили в одной палатке (правда, в компании еще пяти одноклассников). Словом, отношения были, но сугубо дружеские. Однажды юный Алексей решил переломить ситуацию и признался в своих чувствах. Реакция красавицы была неожиданной. Она его внимательно выслушала и спросила: «И что я должна теперь делать?». А потом добавила, что, вообще-то, ей нужно готовиться к поступлению в институт, а не любви предаваться.
Алексей понял, что его отвергли. Собрав волю в кулак, он проводил любимую до дома, а на обратном пути стал думать, как жить дальше. По всему выходило, что дальше жить не стоит. С другой стороны, если каждый отверженный начнет кончать жизнь самоубийством, тогда население планеты быстро сократиться. Вот ведь задачка!
Однако Алексей нашел выход из ситуации. Он решил довериться судьбе и собственным инстинктам: спустился в метро, встал у того края платформы, где останавливается первый вагон, и стал ждать поезда. Идея была проста. Когда поезд выедет из тоннеля, Алексей закроет глаза и вслепую пойдет навстречу ему по той линии, что идет вдоль самого края платформы. Если суждено умереть, он сойдет с линии и упадет на рельсы под надвигающийся поезд. Если же суждено жить, инстинктивно свернет в сторону от края, так что поезд пройдет мимо.
Вот и поезд. Алексей закрыл глаза и пошел. Шум поезда все ближе, ему было страшно, но он продолжал идти навстречу своей судьбе. В голове мелькала мысль, что почти наверняка инстинкт самосохранения убережет его от гибели, но ведь всякое может быть. Возможно, это последние секунды его жизни. Чернота. Он идет вперед с закрытыми глазами, рев поезда становится оглушительным, кажется, кто-то из немногочисленных пассажиров на платформе негромко вскрикнул. Он делает еще один шаг вперед и вдруг… Удар! Падение... Последняя мысль в голове: «Боже мой! Это все же случилось. Сейчас я умру».
Потом как будто все стихло. Шума поезда уже не слышно, сильная головная боль показывает, что, кажется, он еще жив. Алексей робко открывает один глаз. Потом второй. И не понимает, где он находится. В этот момент откуда-то сбоку слышен металлический голос: «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция…» Название станции не слышно, потому что закрываются двери вагона, и поезд с легким скрежетом трогается с места.
Алексей поднимает голову, и понимает, что лежит на платформе. Он осторожно встает, смотрит по сторонам и наконец-то осознает, что произошло. В двух шагах от зловещей черной линии стоят ряды колонн, поддерживающих свод станции. Когда он шел с закрытыми глазами по линии, он так здорово с нее свернул, что со всего размаха врезался в одну из этих колонн.
Оказалось, что Алексей на самом деле очень хотел жить, а его решение трагически погибнуть было лишь видимостью. Той самой видимостью, которую мы часто принимаем за чистую монету, за которую многие из нас ежедневно выкладывают круглые суммы, за которую мне платят клиенты-заказчики, которые хотят эту самую видимость продать...
В тот давний вечер Алексей дал себе клятву, что больше никогда не будет пытаться кончить жизнь самоубийством. А я на следующий день после этого памятного разговора серьезно поговорил с лечащим врачом и выписался из Клиники неврозов.