Практически у каждого человека есть своя болевая точка. Разумеется, речь идет не о солнечном сплетении и не о точке, которая всегда ноет, когда ушибешь локоть.
Нет, это невидимая болевая точка: воспоминание, изображение, звук, что-то, что портит настроение на целый день. Кого-то выводит из себя безобидный паучок, ползущий по стене. Кто-то не выносит скрежет лопаты, зацепившейся за камень. А вот я просто терпеть не могу открыток с котятами.
В магазинах подарков покупателям часто предлагают открыточки, на которых изображены котята с красивыми бантами на шее. Очень, знаете ли, миленькие. Так вот, если кто-то хочет радикально испортить мне настроение, достаточно всего лишь подарить такую открытку.
И дело не в том, что я не люблю кошек вообще и котят в частности. Очень даже люблю. Просто в детстве, когда я умилялся этим котикам с бантиками, бабушка рассказала мне, что эти банты очень-очень опасны для животных. Дело в том, что дети завязывают своим любимым кисам такой бантик на шее, потом глупые маленькие котята начинают бегать по дому, путаются в завязочках, пытаются от них освободиться, задыхаются и погибают.
Вам неприятно про это читать? А вот мне неприятно смотреть на такие открытки. Потому что я сразу начинаю думать обо всех этих бантиках, которые вяжут на шею котятам: ведь это так «мило» и «трогательно». Котята испуганно смотрят в камеру, маленькие румяные девочки сюсюкают, полиграфические корпорации подсчитывают прибыль.
Собственно, я так по этому поводу распинаюсь вовсе не для того, чтобы объявить джихад производителям открыток с котятами. Просто мне кажется, что милые котята, плюшевые медвежата и даже щенки-тамагочи из мобильников стали занимать в жизни многих девушек слишком много места.
Есть мнение, что всякое пушистое и розовое исключительно полезно для юных дев, потому что создает, так называемый, «уют». Плюшевый чехольчик для мобильника, декоративные подушки для дивана, много мягких игрушек, веселые розовые свечки… Что там еще советуют дарить милым барышням на день рождения?
Не знаю, наверное, когда девочке 12-14 лет, это нормально. Но в более зрелом возрасте те же самые муси-пуси смотрятся как-то странно.
Кто-то из любезных читательниц может сказать: «Ах, все вы мужики грубые и неотесанные, ничего не понимаете в красоте!» Что ж, может быть. Но если эталон мировой красоты – это розовый плюшевый кролик, то меня этот мир категорически не устраивает, как говорится, «подайте шляпу и пальто и проводите до метро».
Еще я категорически уверен в том, что розовые и мягкие вещички плохи вовсе не тем, что являются пошлыми и безвкусными. Болезненное пристрастие к ним попросту нездорово и является показателем каких-то очень серьезных психологических проблем. К сожалению, я знаю немного грустную историю, которая этот мой тезис подтверждает.
Наверное, каждый из нас в детстве сталкивался с ситуацией, когда родители настойчиво пытались познакомить его с другими детьми. Особенно любят так знакомить детей мамы. Так вот... Где-то раз в месяц мама вела меня в гости к тете Тане – своей школьной подруге. Этого дня я ждал со священным ужасом, потому что точно знал, что будет. Мы придем в гости с небольшим тортиком, тетя Таня вскипятит чай, а потом скажет очень серьезным голосом, что они с моей мамой будут говорить о скучных взрослых вещах, и мне лучше поиграть в другой комнате с Маринкой.
Маринка была на три года меня младше, и я неоднократно слышал, как наши мамы на кухне смеются и обсуждают, когда же мы наконец-то поженимся. В том возрасте, когда я играл с Маринкой, идея с кем-то жениться могла привести только к одному результату – все ребята во дворе будут смеяться и кричать: «Тили-тили-тесто, жених и невеста!» Меня эта перспектива абсолютно не грела, поэтому я старался под каким-нибудь благовидным предлогом убедить маму скорее поехать домой.
Дополнительно огорчало меня и то, что Маринка не знала никаких нормальных игр, предпочитая играть с куклами, которых у нее было ужас как много, но все они были какие-то одинаковые. Пару раз я предлагал Маринке поиграть с ее куклами в Покорение Марса или хотя бы в Великое Ограбление Мирового Банка, но она мои идеи зарубила на корню, так что пришлось битых три часа играть в «Дочки-матери». Мне кажется, это самая тупая игра на свете. Может быть, она приятно щекочет материнские инстинкты маленьких девочек, но по мне так нет ничего глупее, чем игра в смену грязных пеленок у куклы.
Я не скрывал от мамы, что походы к тете Тане меня мало радуют, и в какой-то момент, устав от моего нытья, она пообещала, что больше не будет брать меня с собой. Они с тетей Таней так и не оставили идею поженить нас с Маринкой, но решили подождать, когда мы наконец подрастем.
Ждать пришлось долго. Поступив в университет, я стал уклоняться от общения с Маринкой под тем предлогом, что мне не о чем говорить со старшеклассницей, так что затащить меня в гости к поседевшей тете Тане удалось только на пятом курсе. К этому моменту Маринка сама стала студенткой какого-то полиграфического института.
По законам плохого любовного романа, я должен бы изумиться, увидев ее после долгого перерыва. Сентиментальный автор вставил бы фразу про то, что «из гадкого утенка Марина превратилась в прекрасного белого лебедя». Но нет, ничего подобного. Красавицей ее уж точно не назовешь, обычная худощавая девушка с веснушками.
Она заметно смущалась меня, тем более, что тетя Таня тут же стала плоско шутить про наши былые тесные отношения. Чтобы сгладить неловкость, я вызвался осмотреть их квартиру после ремонта. Кухня со времен моих детских визитов сильно изменилась, а вот бывшая детская потрясла меня тем, что осталась прежней. Никакой разницы. Разве что куклы теперь не валялись на полу, а выстроились стройными рядами на всех полках и шкафах.
Маринка доставала с полки своих старых кукол и с каким-то неподдельным энтузиазмом вспоминала, как мы в них играли. Я продолжал разглядывать комнату и обнаружил, что кое-что все же изменилось. Теперь компанию куклам составляли какие-то бессчетные плюшевые звери и мягкие подушечки в виде сердец, на которых было написано «I LOVE YOU». Не знаю даже, когда их ей подарили, может, в старших классах, может, совсем недавно…
Я пытался вести за столом светский разговор о кино и книгах, но Маринка всё больше молчала, а если и отвечала, то невпопад. Ее мама пыталась нас подбодрить, но всё это было очень тягостно. Довольно скоро я сказал, что мне нужно срочно дописывать дипломную работу, поэтому я, пожалуй, пойду. Тетя Таня пыталась уговорить меня на еще одну чашечку, но как-то вяло.
Пока я в коридоре суетливо надевал ботинки, подошла Маринка и сказала, что хочет подарить мне подарок. Она вручила мне розовую коробочку, перевязанную атласной лентой. Стоя на одной ноге, я развязал красивый бантик и достал из коробки маленького игрушечного ёжика с нелепым выражением мордочки. «Его зовут Зяма. Это тебе на память!» - сказала Маринка, широко улыбаясь.
Я стоял в одном ботинке в темном коридоре и абсолютно не понимал, что делать в такой ситуации. Разумеется, поблагодарить. Разумеется, забрать ёжика. Но в целом всё это было настолько душераздирающе, что хотелось плакать. Впрочем, я сдержался. И поблагодарил, и забрал. Ёжик Зяма теперь стоит у меня на книжной полке. Это единственная мягкая игрушка у нас в квартире.
Мама до сих пор регулярно ходит в гости к тете Тане. По ее словом, тетя Таня очень огорчается, что я не захожу навестить их с Маринкой. Впрочем, у них всё по-прежнему. Тетя Таня и мама всё так же пьют на кухне чай с тортиком. Маринка закончила институт и работает в каком-то маленьком издании. Она не замужем, кавалеров тоже вроде бы нет. Зато мама говорит, что плюшевых игрушек в её комнате стало ещё больше.