Традиции празднования Пасхи многие из нас почерпнули в своей семье. Но не всегда мы до конца понимаем смысл ритуалов и даже не всегда правильно их выполняем. Неудивительно: отучать население отмечать основной праздник православного календаря советское правительство начало аж в 1920-е годы.
«Мы не празднуем пасхи, мы празднуем май!»
В первые десятилетия советскому правительству не удавалось отучить людей праздновать церковные праздники, в частности и Пасху. К примеру, в воскресном номере «Правды» от 12 апреля 1925 парадоксальным, казалось бы, образом оказываются рядом два рекламных объявления: в одном предлагается «к пасхе творог, сметана, масло, сыр, яйца и колбаса» от Крестьянского молочного союза, а в другом, расположенном чуть выше, рекламируется набор для «Уголка безбожника», куда входят плакаты и лозунги с тематическими цитатами из речей Ленина.
Столкнувшись с «закоренелостью» народа в его «религиозных предрассудках» и невозможностью в одночасье отвадить старшие поколения от празднования Пасхи, большевики активно берутся за воспитание молодежи. Учебники и хрестоматии 1920-х годов были наполнены агитационными лозунгами: «Пионеры, бейте тревогу, ваши родители молятся богу», «Мы не празднуем пасхи, мы празднуем май!». Именно с конца 1920-х Пасхе начинают регулярно противопоставлять новый, коммунистический праздник – 1 Мая, стараясь вытеснить один весенний праздник другим. С целью антипасхальной пропаганды специально сочинялись целые циклы псевдофольклорных текстов. К примеру, в тематическом песеннике 1930 года издания с красноречивым названием «Безбожный», в разделе песен к праздникам, под общим заголовком «Наш – май, их – пасха» приводятся такие частушки:
- Пасху пусть идут справлять
- Поп, кулак, лабазник…
- А у нас иная стать:
Красный май наш праздник.
Не хочу церковных пут –
Слепнут с них и зрячие…
Пасху все буржуи чтут,
Май – одни трудящие.
Верить вздору мы никак
Больше не желаем.
Осветим церковный мрак
Нашим Красным Маем.
Навязчивое противопоставление этих праздников, так или иначе, делает очевидным их сходство, даже в праздничном ритуальном поведении можно проследить близкие элементы. Например, за три дня до Пасхи, в Чистый четверг, принято делать уборку в доме, избавляться от хлама. Перед Первомаем обязательно проводились коллективные субботники: уборка территории после зимы. В Пасху начинаются народные гулянья – люди веселятся после долгих дней строгого поста и воздержания.
Можно иронизировать о праздничных мероприятиях, проводимых 1 Мая, – митинги, демонстрации и собрания, участие в которых часто было отнюдь не добровольным, но, так или иначе, первомайская демонстрация сделалась настоящим массовым уличным действом. Многие до сих пор испытывают ностальгию по тому ощущению торжественности, общего единения, весенней радости. Получается, что народные сборища (и крестные ходы, разумеется) заменяла демонстрация, а радость от наступления весны приходила к людям независимо от названия и содержания знаменующего его праздника.
Новое время – новые традиции
В «застойные» годы открытую антипасхальную пропаганду сменили более мягкие акции отвлечения молодежи от «опиума для народа». По воспоминаниям многих людей разного возраста (от 70 до 40 лет), в пасхальную ночь в кинотеатрах и по центральному телевидению показывали популярные зарубежные фильмы, недоступные советскому человеку, позднее по телевизору можно было услышать «мелодии и ритмы зарубежной эстрады». Так один из моих респондентов помнит, что именно в пасхальную ночь посмотрел популярнейший чешский боевик, пародию на вестерн «Лимонадный Джо».
Многие ассоциировали Пасху с нечасто выпадающей возможностью посмотреть хорошее западное кино, и боялись ее пропустить. Так удерживали людей у экранов в пасхальную ночь и отвлекали от религиозной тематики.
Ни для кого не новость, что и в советские годы продолжали действовать некоторые храмы. Вокруг них к десяти часам вечера располагались наряды милиции и отряды ДНД (добровольных народных дружин). Это была своего рода мера безопасности, поскольку кроме официальных праздничных демонстраций, массовые скопления людей были редкостью, и их следовало контролировать. Один из бывших дээндэшников помнит, как их выстроили цепью близ храма, что в результате не позволило крестному ходу сделать полный круг, хотя никакой специальной задачи перед дружинниками не ставили. По воспоминаниям многих очевидцев, это оцепление производило довольно странное впечатление: охранники правопорядка здесь для того, чтобы в церковь пропустить поменьше народа, то ли, наоборот, чтобы обеспечить безопасность самих верующих. А то, что к действующим храмам в пасхальную ночь, несмотря на все отвлекающие соблазны, собиралась подвыпившая молодежь, норовя проникнуть внутрь, и подтягивался в огромном количестве любопытствующий народ поглазеть на чудное действо – тоже помнят многие. Пасхальная служба с ее торжественной кульминацией казалась чем-то из нездешней, старинной жизни, и для многих неверующих, совсем далеких от церковной жизни людей могла составить достойную альтернативу «Лимонадному Джо».
В Бога не верим, но яйца красим
В последние десятилетия советской власти люди, уже изрядно отученные от православной жизни, но следуя культурной традиции, заставляющей соблюдать всем знакомые ритуалы, все же красили яйца, а некоторые даже пекли куличи и называли их пасхой. Если Пасха совпадала с Первомаем, утром съедали красное яичко и шли на демонстрацию. А сколько советский человек может перечислить способов окрашивания яиц без специальной краски! Это и традиционный метод – луковой шелухой, и экспериментальные – в ярких цветных детских колготках или шерстяных нитках, лаком для ногтей, детскими переводными картинками, марганцовкой…
В те же годы на Пасху стали посещать кладбища. Сегодня РПЦ заблаговременно обращается к прихожанам с просьбой этого не делать, объясняя возникновение этой «неправильной» традиции закрытием храмов: «Люди, испытывающие потребность собраться, разделить радость, не могли пойти в храмы, которые были закрыты, и шли на кладбище на Пасху вместо того, чтобы пойти через неделю. Кладбище как бы заменило посещение храма». Возможно, возникновение новой традиции при общем понимании религиозной основы праздника, но незнании обряда было прежде всего стремлением людей приобщится к некоему сакральному пространству.
Но самой загадочной и трогательной деталью позднесоветского пасхального минимума было обязательное сезонное включение в ассортимент хлебобулочных изделий так называемого «кекса “Весеннего”». Он появлялся во всех булочных незадолго до пасхального воскресенья и вскоре после него исчезал с прилавков, а по виду и вкусу напоминал вовсе не кекс, а нормальный пасхальный кулич – разве что не очень высокий, да без крестиков и букв «ХВ».
До сих пор непонятно как «органы» допускали на прилавки подобный идеологически чуждый продукт. Было ли это результатом недосмотра, диверсии, коммерческого расчета или проявлением скрытой лояльности Министерства пищевой промышленности к религиозным чувствам православных – трудно сказать, но в любом случае – маленьким советским чудом, ежегодно совершающимся в преддверье Святой Пасхи в стране воинствующего, но не победившего атеизма.